Между тем его молодой напарник продолжил:
— Черт возьми… Не хотелось бы рассказывать ничего такого жене.
— Ну и не рассказывай, делов-то!
— Легко сказать! Слушай, кое-чего никто у нас не понимает… Ты мог бы в Нантерре зарабатывать вдвое больше, имея вдвое меньше проблем. Тебе осталось меньше десяти лет до пенсии. Какого черта ты вернулся в уголовку за черствым хлебом? Почему сам ходатайствовал о том, чтобы из комиссара стать лейтенантом? В жизни такого не видел, это ни с чем не сообразно. У тебя что — денег куры не клюют? Плевать на бабки?
Второй раз после того, как вышел на улицу, Шарко сделал глубокий вдох. Он сидел, свесив руки между коленями, словно одинокий старик, присевший на скамью покормить голубей. Его коллеги почти ничего не знали о последнем расследовании Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности, в котором он принимал участие: политические, научные и военные задачи требовали, чтобы дело о «синдроме Е» осталось относительно секретным.
— Деньги не столь уж важны. А переход в уголовку, тут личное…
Леваллуа, сунув руки в карманы и глядя на реку, пожевал свою жвачку и сказал:
— Но все-таки ты какой-то кислый и сварливый. Надеюсь, не все к концу карьеры становятся такими?
— От тебя ничего не зависит. Станешь таким, каким судьбе будет угодно.
— Так ты еще и фаталист?
— Скорее реалист.
Шарко еще немножко полюбовался лодкой, потом встал и двинулся к машине.
— Ладно, пошли. Поедим где-нибудь, и надо будет наведаться домой к Еве Лутц.
— Слушай, а может, просто перехватим что-нибудь по дороге и двинем к Еве Лутц прямиком? От всех этих мерзостей, увиденных в институте, у меня начисто пропал аппетит.
7
Это было обычное жилье одинокой студентки. Большая библиотека, книги, сложенные стопками штук по десять, битком набитые полки, угловой письменный стол, занимающий половину комнаты, стойка с дисками и новейшая техника — монитор, процессор, принтер, сканер. Двухкомнатная квартира Евы Лутц находилась в двух шагах от Бастилии, на улице Рокетт, узкой, мощенной булыжником улочке, ведущей, кажется, в средневековый город.
Для того чтобы войти сюда и произвести обыск, им пришлось звонить слесарю, иначе было дверь не открыть. Вообще сотовые телефоны полицейских работали сегодня безостановочно — все, кто участвовал в расследовании, обменивались информацией. Как только было доказано, что имело место преступление, бригада Белланже, дополнительно укомплектованная из других групп, взялась за дело. В то самое время, когда Шарко и Леваллуа работали здесь, другие допрашивали научного руководителя Евы, ее родителей, ее друзей, проверяли ее банковские счета. Знаменитый конвейер под названием «Орфевр, тридцать шесть» был запущен на полный ход.
Жак Леваллуа, надев перчатки, направился прямо к компьютеру жертвы, а Шарко тем временем стал медленно обходить комнаты, изучая обстановку, приглядываясь к вещам. Богатый опыт расследований научил его тому, что человеку, который захочет выслушать вещи, вещи всегда шепнут, зачем и почему они здесь.
Спальня изобиловала фотографиями в рамках, на которых комиссар увидел Еву, надевающую на себя резинки, чтобы прыгнуть с моста, Еву с парашютом, Еву в снаряжении фехтовальщика. Снимки явно делались в разные годы, но, взглянув на любой, можно было понять, насколько гибкой, быстрой и подвижной она была. Рост примерно метр семьдесят, кошачья пластика, удлиненные пропорции тела, зеленые глаза, длинные загнутые ресницы. Надев, по примеру напарника, перчатки, Шарко принялся тщательно осматривать и прощупывать все, что находилось в спальне. Один угол комнаты был оборудован тренажерами. Напротив кровати большой разноцветный плакат, на котором изображено генеалогическое древо гоминидов от австралопитека африканского до кроманьонца. Можно подумать, эта Лутц даже во сне разгадывала тайны жизни.
Шарко продолжал обыск, методично обшаривая полки шкафа, ящики… А когда уже собрался уходить из спальни, у него будто щелкнуло в голове. Он вернулся к фотографии поединка на рапирах и, нахмурив брови, провел пальцем по оружию Евы и ее соперницы.
— А вот это очень любопытно.
Озадаченный открытием, он снял фотографию со стены, сунул под мышку и пошел дальше по квартире. Ванная, коридор, хорошенькая кухонька. Папа с мамой, судя по первым результатам расследования, представители свободных профессий, видимо, неплохо свою Еву обеспечивали. В буфете и холодильнике полно диетических продуктов, белковых концентратов в порошке, энергетиков, фруктов. У молодой женщины, похоже, было все, что надо как для мозгов, так и для тела.
Шарко вернулся в гостиную-кабинет, подошел к письменному столу, быстро осмотрел комнату. Как и говорила Жаспар, телевизора нет. Он полистал книжки с полок и те, что лежали стопками, последние Ева, скорее всего, читала недавно. Биология, проблемы эволюции, генетика, палеоантропология — первобытный мир, о котором он почти ничего не знал. Еще здесь оказались сотни научных журналов, на которые девушка, вероятно, была подписана. На стене висел план подготовки диссертации и докладов на конференциях, напечатанный на обороте какого-то другого документа. Огромная нагрузка, неудобоваримая тематика: палеогенетика, микробиология, таксономия, биофизика.
Лейтенант Леваллуа, не обращая внимания на бумажные завалы и заумные книги, сконцентрировался на содержимом компьютера. Шарко посмотрел на напарника и хлопнул перчатками.
— Эй, что ты там нарыл?
— Тут клавиатура для левшей, так что пользоваться ею непросто, тем не менее мне удалось проверить датировку всех содержащихся в компьютере файлов. Последний был создан год назад.
— А насчет латерализации что-нибудь нашел?
— Ничего. Ни единого упоминания нигде. Очевидно, кто-то здесь до нас побывал и все старательно уничтожил. Включая саму научную работу Евы.
— Мы можем вытащить содержимое жесткого диска?
— Как всегда, это зависит от того, какая использовалась файловая система. В некоторых документ можно полностью восстановить только в том случае, если он не был фрагментирован, то есть все его данные располагались на диске последовательно. Так что иногда при восстановлении файла можно собрать лишь россыпь кусочков, а иногда и вовсе ничего не соберешь.
Шарко глянул в сторону прихожей.
— Ключей от квартиры не оказалось ни у жертвы, ни в ее вещах, оставшихся в центре, а входная дверь была заперта. Устранив Лутц, убийца спокойно явился сюда, похозяйничал как следует и, уходя, закрыл за собой. Хладнокровный тип наш убийца.
Леваллуа ткнул пальцем в снимок, который комиссар так и держал под мышкой:
— Зачем ты его-то стащил? Фанатеешь от боя на рапирах?
— Ну, взгляни сам, — отозвался Шарко. — Ничего не замечаешь?
— Кроме двух девушек-фехтовальщиц, похожих со своими рапирами на гигантских комаров? Нет, ничего.
— А это в глаза бросается. Они же обе левши! Когда знаешь, что левшой рождается только каждый десятый, такое, согласись, может показаться странным.
Молодой полицейский, смутившись, взял фотографию, присмотрелся:
— А ведь точно! И леворукость — тема ее диссертации.
— Диссертации, которая пропала.
Шарко оставил напарника раздумывать над находкой и занялся ящиками письменного стола. Там
