соперники дальше друг от друга? Сопоставив две группы данных, она сделала вывод, что доминирование левой руки связано не с видом спорта как таковым, а с расстоянием между соперниками на площадке.
И тут она поняла, что столкнулась с чем-то очень важным и серьезным: может ли тот факт, что человек — левша, иметь хоть какое-нибудь отношение к качеству его физических контактов с другими, а если конкретно — к проявлениям жестокости.
Для того чтобы проверить свою гипотезу, она углубилась в историю, особенно интересуясь цивилизациями, в которых всё, а прежде всего сама возможность выжить, решалось силой. Доисторические люди, викинги, готы… Люди, которые, чтобы добыть себе пищу, нападали на себе подобных и убивали их. Или делали это попросту из страсти к разрушению. Судя по результатам исследований их оружия, утвари и искусства, многие из этих агрессоров были левшами. Гипотеза Лутц находила подтверждение.
В июне — июле 2010 года ухудшаются отношения между Евой и ее научным руководителем: она подолгу не присылает профессору результаты работы, а если шлет, то какие-то обрывки, и таким образом защищает свое открытие от посторонних глаз. Прокладывая в науке свой собственный путь, она решает провести самостоятельные исследования, и летит в самый криминальный город Мексики Сьюдад-Хуарес. Цель — проверить, наблюдается ли здесь, где преступники составляют едва ли не большинство населения, такое же преобладание левшей над правшами, какое было сотни и тысячи лет назад у изученных ею народов. Однако, к величайшему сожалению исследовательницы, выяснилось, что процент левшей среди местных убийц не выше среднего. Развитие цивилизации, в которой действуют строгие законы, совершенствование способов нападения, главным образом — огнестрельного оружия, позволяющего не приближаться к жертве, привели к тому, что левши стали менее востребованы. Так что же — девушку разочаровала неумолимая логика эволюции? Безусловно. Но она не смирилась, не успокоилась — она решила отправиться в Бразилию. Зачем — неизвестно, хотя основания для поездки именно туда были, вероятно, вескими, иначе она бы не задержалась там на целую неделю. Но что она делала в Манаусе так долго? Город, конечно, большой — может быть, и здесь она столкнулась с высоким уровнем преступности? Или она думала найти там иные формы насилия? Или летала туда, чтобы с кем-то встретиться? Узнать об этом невозможно, пока полицейским доступны лишь сведения о том, что в Манаусе Ева Лутц истратила много денег.
Вернувшись во Францию, она не сделала ни одной записи: странички с названием «Бразилия» остались пустыми. Случайно? А может, открытие, сделанное там, оказалось настолько важным, что исследовательница решила сохранить его только в памяти? Как бы там ни было, по возвращении Лутц обратилась к руководству пенитенциарных учреждений с просьбой разрешить ей встречи с заключенными, причем все эти заключенные совершили жестокие убийства и все были левшами.
Тюремное начальство не сразу откликнулось на просьбу Евы Лутц, но уже тринадцатого августа состоялась ее встреча с первым арестантом, двадцать седьмого она повидалась с Царно, а двадцать восьмого полезла в горы. Известно еще, что меньше чем неделю спустя она снова забронировала билет в Манаус.
И вот, идя рядом с Леваллуа по авеню Монтеня, Шарко вдруг понял, и понимание это сразу перешло в убеждение: случилось нечто, сразу все ускорившее. Именно тогда, когда Ева была в Бразилии. Что-то, пробудившее в ней интерес — и еще какой! — к французским убийцам. Причем только к левшам, молодым, крепкого телосложения и проявившим в отношении жертв крайнюю жестокость. И это произошло до того, как она приехала к Грегори Царно.
Что, подобно рубильнику, включило этот интерес? С чем она столкнулась на равнинах Латинской Америки, что сразу же потянуло ее в высокогорье? Что она искала на этой ледовой вертикали мира? И зачем собиралась вернуться в Манаус?
Пора было возвращаться в реальность, и Шарко огляделся вокруг. Авеню Монтеня, самая шикарная улица Парижа, сверкала огнями. Восьмой округ во всей своей красе. Выстроившиеся гуськом перед дворцами «мерседесы», роскошные магазины самых известных творцов моды: Картье, Прада, Гуччи, Валентино. Справа Сена, вдали, на заднем плане, Эйфелева башня. Открытка с видом для богатеньких.
Комиссар затянул потуже узел светло-коричневого галстука, одернул рукава пиджака, бросил взгляд в витрину, где отражался в полный рост. Новая стрижка, точнее, старая, ежик, который был у него всегда, очень ему понравилась: он снова стал похож на настоящего полицейского. Еще бы силенок набраться, мышцы накачать, и прежний Шарко воскреснет из пепла.
Они вошли в белоснежный дворец под номером пятнадцать — одну из резиденций старейшего в мире аукционного дома Друо. Волшебный музей мимолетностей, где можно приобрести все, что только способны придумать человеческий мозг и природа. Экспозиции лотов, чаще всего посвященные какой-то одной теме, эпохе, стране, длятся несколько дней. Восемьсот тысяч лотов переходят ежегодно из рук в руки на трех тысячах торгов. Успешное предприятие, на которое не повлиять никакому кризису.
Полицейским хотелось перехватить аукционера Фердинана Ферро до того, как он войдет в зал, где состоятся торги. Служащие аукционного дома утверждали, что он приходит обычно не менее чем за полчаса до начала торгов, чтобы все хорошенько подготовить.
В ожидании они решили пройтись по залам, где были выставлены лоты: хотя бы мельком познакомиться с сегодняшней экспозицией, называвшейся «Если бы наш век был измерен…». Рассеянный свет, тишина, спокойно, как в церкви… Между четырьмястами пятьюдесятью экспонатами, тщательно пронумерованными и призванными очертить великий путь человечества от самых истоков до завоевания космоса, прогуливаются под руку пары. Леваллуа направился в угол с табличкой «Метеориты», где в центре, среди более мелких, был выставлен экспонат весом в полторы тонны, и принялся с любопытством его рассматривать, впрочем, так же, как и другие посетители — элегантные, пришедшие в последний раз взглянуть на лоты, может быть, перед тем, как приобрести их.
— Скажи честно, Шарко, ты представляешь свою жизнь с метеоритом посреди гостиной?
— Да он в мою дверь не пролезет! Правда, хорош, чтобы разбить кому-нибудь башку.
— Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
Шарко не ответил. Заложив руки за спину, он прошел в отдел минералов. Малахитовый сталактит, друза халцедона, сферолитовый агрегат эпохи мезолита… А в зале напротив, как сказано на афише, скелеты шерстистого носорога, пещерного медведя с Урала, а главное — полный скелет взрослого мамонта. Отлично, однако, они его поставили и осветили, и эта лапа, поднятая на специальную подставку — да, эта груда костей впечатляет!
— Он прибыл из России, — сказал кто-то за спиной у комиссара. — А мне передали, что вам нужно со мной встретиться.
Шарко обернулся. Перед ним стоял мужчина в строгом сером костюме и красном галстуке, с длинной, как у жирафа, шеей. Стало быть, вот он какой — Фердинан Ферро. Шарко ожидал увидеть старого хрыча типа профессора Турнесоля,[16] но аукционер оказался молодым и неплохо сложенным. Комиссар осмотрелся и обвел рукой посетителей:
— Вы могли бы выбрать здесь любого, а выбрали меня. Почему? Я настолько типичен для полицейского?
— В приемной сказали, что меня хочет видеть худой, подстриженный ежиком человек в слишком широком для него пиджаке.
Шарко показал служебное удостоверение, представил собеседнику только что присоединившегося к ним Леваллуа и сразу перешел к делу:
— Нас интересуют торги, состоявшиеся здесь в минувший четверг. Среди лотов было несколько скелетов млекопитающих, обитавших на Земле в период… в период… — он заглянул в буклет, взятый в приемной, — отстоящий от нашего времени примерно на десять тысяч лет.
— «Ноев ковчег» — так назывались выставка и торги. И то и другое имело грандиозный успех. Конечно, сыграло роль то, что идет Год Дарвина: у людей резко возрос интерес к первобытному искусству и возвращению к природе. Рынок окаменелостей дал фантастическую прибыль, и трафик организован хорошо — в основном с Россией и Китаем.
— Нам бы хотелось посмотреть журнал продаж на этом аукционе.
Аукционер взглянул на часы и поколебался:
— Хорошо. Только, к сожалению, я не могу уделить вам достаточно времени, у меня его крайне мало
