После обмена валюты группа Люси под предводительством Максима погрузилась в микроавтобус, и машина двинулась к «Эдуардинью» — региональному терминалу. Два километра по расплавленному асфальту. Вдали — автострада, башни из бетона, промышленные здания. Между пальмами и ризофорами — рекламные щиты с текстами на португальском языке. Никаких признаков леса, цивилизация расползается, расширяется, углубляется, с жадностью пожирает все вокруг, обращая завоеванный ею мир в муравейник.
Максим раздал бутылки с водой, еду в коробочках, подкрепив все это доброй порцией объяснений из путеводителя, которые Люси не удостоила вниманием. Манаус — бывшая столица каучука… дома в колониальном стиле, построенные из французских материалов… и т. д., и т. д…. Мобильник автоматически подключился к местной сети, и она, без всякой надежды на успех, попыталась дозвониться до Шарко. В Париже сейчас должно быть где-то около десяти вечера — и по-прежнему никаких новостей, ни одной эсэмэски. Ее одолевали тревога и тоска, она жалела, что оказалась здесь, на расстоянии тринадцати часов полета от дома. А люди вокруг, оживленные, веселые, зачарованные окружающей обстановкой, смеялись и громко разговаривали. Люси уставилась на какую-то парочку: обоим лет по шестьдесят, но вот ведь тоже гонятся за приключениями! Надо же, как держатся за руки, какими влюбленными взглядами обмениваются, им, мол, столько всего еще предстоит открыть, столько еще радостей разделить после долгих совместно прожитых лет, может быть, они сами создают себе трудности потому, что настоящее горе их миновало. Разозлившись, позавидовав или просто затем, чтобы доказать себе самой, что она существует, Люси отправила по эсэмэске матери и Жюльетте.
В Сан-Габриел-да-Кашуэйра летали самолеты только одной компании, она называлась «Рико Линхас Аэреас». В восемнадцать тридцать две группа туристов поднялась на борт маленького «Эмбраера ЭМБ». От пейзажа за бортом дух захватывало, во всем была какая-то вызывающая чрезмерность. Люси было видно, как сливаются, образуя Амазонку, черные воды Рио-Негро и светло-кофейные — Солимоэнса. Ширина реки здесь в некоторых местах почти сорок километров! Разбросанные там и сям деревни — последние следы цивилизации. Солнце медленно склоняется к изумрудному горизонту, чтобы умереть, скрывшись в текучих складках, темном иле, тайных трясинах. Горы скрывают зелень. Люси представляла себе эту загадочную жизнь, это копошение внизу, эти миллионы видов растений и животных, которые борются за выживание, размножаются, передают дальше свои гены в духоте тропиков. И уруру — тоже один из таких видов. Ночные хищники, явившиеся из глубины веков и принесшие с собой оттуда доисторическую жестокость.
Она задремала и очнулась, вздрогнув, два часа спустя, от толчка при соприкосновении шасси их самолетика с бетоном взлетно-посадочной полосы. Здесь и были-то всего две полосы, окруженные оградой с колючей проволокой, да облупившееся, хотя и довольно большое, здание аэропорта. Никаких эскалаторов, багаж выгрузили прямо у трапа. Запах разогретого асфальта забивался запахом речной воды — странной смеси лимона и мертвого дерева. Проверка документов, таможня. Большое количество военных действовало угнетающе. Суровые, инквизиторские взгляды. Все это — наследие черных лет, когда горнопромышленные компании преследовали и убивали туземцев из-за залежей золота, свинца и вольфрама в верховьях Рио- Негро. Сейчас среди местных полицейских немало выходцев из джунглей. Они ходят на пирогах вдоль рек и охотятся на расхитителей лесных богатств: ценных пород дерева, лекарственных растений, животных — и конечно же на наркодельцов. Граница с Колумбией и Венесуэлой протянулась минимум на две сотни километров, и боевики РВСК[22] орудуют совсем близко. Люси была счастлива, что прилетела с группой: она не понимала ни слова по-португальски — таким языкам не обучают на севере Франции, а очень хотелось избежать малейших проблем.
Стоило выйти за двери аэропорта, на них сразу же набросились местные жители. Им предлагали сфотографироваться с ленивцем на руках, с удавом вокруг шеи, с малюткой-кайманом на коленях… Им протягивали рекламные листовки на английском: прогулки на пароходе по Рио-Негро, посещение индейских резерваций, экскурсии в джунгли… Короче, группу туристов пытались взять в кольцо торговцы всем на свете, предприниматели любых сортов и проводники куда угодно…
И тут Люси осенило. Ей показалось, что она нашла способ ускорить дело, и, не пытаясь выбраться из толпы, немножко отстала от группы, вынула из сумки увеличенную паспортную фотографию Евы Лутц и стала показывать снимок всем местным подряд.
— Знает кто-нибудь эту девушку? Кто-нибудь ее знает? Кто? — спрашивала она по-английски.
Фотография переходила из рук в руки, мялась, временами пропадала из вида, и так продолжалось до тех пор, пока к Люси не протиснулся сквозь толпу темнокожий мужчина лет сорока с длинной черной бородой. «Метис, белый пополам с индейцем», — решила про себя Люси, а мужчина уже отвечал ей, тоже по-английски:
— Я. Я ее знаю.
За его спиной Максим размахивал руками, безуспешно пытаясь собрать своих подопечных на стоянке около микроавтобуса. Люси внимательно вгляделась в собеседника и отозвала его в сторону:
— Я хочу пойти туда, куда ходила она. Это возможно?
— Возможно все. Но почему к уруру? Вернее, зачем?
Он знает про уруру, значит, действительно это он был проводником у Евы Лутц. Голос у него низкий, тон суровый, рубашка вся мокрая от пота и наполовину расстегнута, так что видны густые черные волосы на груди. Морда вполне разбойничья, подумала Люси, но ведь выбора нет.
— Затем, чтобы встретиться с Наполеоном Шимо, как и Ева. Сколько это будет стоить?
Бородач сделал вид, что обдумывает ее вопрос. Люси тем временем его хорошенько рассмотрела: высокий, крепкий, руки огромные, как лопаты, но понятно, что жизнь порядком его помяла.
— Четыре тысячи реалов. Сюда входит все: команда, судно, снаряжение, то есть материальная часть, продукты. Я сам все подготовлю и провожу вас туда.
Теперь он говорил по-французски, и вполне прилично, хотя с сильным южноамериканским акцентом. Люси даже не пыталась торговаться: сумма в точности соответствовала той, которую сняла в свое время со счета Ева Лутц.
— Договорились.
Они пожали друг другу руки.
— Вы остановитесь в «Кинг лодж»? — спросил он напоследок.
— Да.
Бородач протянул ей фотографию Евы.
— Завтра в пять утра. Так мы наверняка засветло доберемся до места, где можно будет переночевать, отдохнуть перед пешим переходом следующего дня. Заплатите мне всю сумму целиком. Не забудьте о разрешении на доступ в джунгли и возьмите с собой хотя бы немножко наличных: придется подмазать дозор на реке.
— Расскажите, как проходило ваше путешествие с Евой Лутц. Что она искала в джунглях?
— Завтра. Кстати, меня зовут Педро Поссуэло.
С этими словами он растворился в толпе — так же незаметно, как и возник из нее. Тень среди теней…
Из Сан-Габриела она двинется в путь одна. Но пока вместе со всей группой разместилась в задрипанном микроавтобусе с нестандартными дверцами и отправилась в отель. Даже если бы светила полная луна, Люси вряд ли много разглядела бы, но она догадалась, что город этот нищий. Готовые рухнуть бетонные стены, железные крыши, пыльные тротуары под висячими фонарями. У этих людей не было даже дороги, которая позволила бы им уйти, уехать отсюда: джунгли окружали и давили их, давили, давили…
Максим, на лице которого уже заметна была усталость, тем не менее прекрасно справлялся со своей ролью и даже успевал давать путешественникам пояснения. Обилие порогов и быстрое течение не позволяли большим торговым судам из Манауса двигаться по реке дальше, в джунгли, но индейцы сами приходили сюда на легких пирогах продавать свое, покупать привозное, и это довольно быстро превратило городок в центр торговли и обмена. Сегодняшнее население Сан-Габриела, сказал Максим, — это около двадцати тысяч человек, в основном туземцев, покинувших леса и ставших земледельцами, торговцами, ремесленниками. Впрочем, добавил он, все они, похоже, сохраняют связь со своей малой родиной.
Сан-Габриел, в котором работали отделения двух-трех негосударственных организаций типа
