был помешан. Мы больше не общаемся. Он был
Она улыбнулась, словно извиняясь за свои слова.
– Вы знаете… – начал Ингвар, а потом поправился: – Вы знали что-нибудь о его семье?
– Семье… – повторила Лена Бордсен безразлично. – У него точно была мать. Я видела её раза два. Милая. Необычайно сговорчивая. Карстен вертел ею как хотел. Хотя, по-моему, любил её. Единственный человек, которого он, так мне показалось, боялся. – это его бабушка. Её я никогда не видела, но он про неё такое рассказывал…
Внезапно она изменилась в лице:
– Вы знаете, я точно не могу ничего вспомнить. Никаких примеров. Странно. Я хорошо помню, что он ненавидел её. Ужасно ненавидел.
– А отец?
– Отец? Нет… Про отца он никогда ничего не говорил. Он не особенно любил разговаривать об этом. О детстве и тому подобном. У меня сложилось впечатление, что он жил с матерью и бабушкой. Мне запомнилось, бабушка была по материнской линии. Но я точно в этом не уверена. Столько времени прошло. Карстен был сумасшедшим. Для меня лучше всего было совсем забыть о нём.
Она растянула губы, словно хотела убедить гостя, что улыбается. Ингвар взглянул на большую фотографию Сары в серебряной рамке, которая стояла в центре журнального столика. Рядом с фотографией стояли красная свечка и роза в тонкой вазе.
– Я не могу спать, – прошептала Лена. – Боюсь гасить свет. Я хочу, чтобы он горел всё время. Всегда. Мне кажется, что, пока он не потухнет, всего случившегося просто… не было.
Ингвар почти незаметно покачал головой.
– Я знаю, – сказал он спокойно. – Я знаю, что вы чувствуете.
– Нет! – вскрикнула она. – Ничего вы не знаете!
В изменившемся лице, во внезапном приступе гнева он увидел, что на самом деле происходит с ней. Она до сих пор не осознала и не приняла смерть дочери. Это не укладывалась в её голове, и так будет ещё очень долго. Лена Бордсен существовала теперь вне действительности, поскольку перенести её у неё не было сил.
Но ей будет ещё хуже. Потом, когда пройдёт время и придёт настоящая боль. Та, которая никогда не проходит и которой ни с кем не поделиться. Она не будет мешать ей смеяться и жить дальше, а может, и рожать детей. Но она никогда не оставит её.
– Нет, – сказал Ингвар. – Я понимаю, что вы чувствуете.
Было слишком жарко. Он поднялся и открыл дверь на балкон.
– Это он сделал?
Ингвар обернулся к ней. Её голос почти срывался, казалось, она едва справляется с собой. Ему лучше было уйти. К тому же он уже узнал всё, что его интересовало.
– Вы помните точно, когда вы видели его в последний раз? – спросил он.
– Сейчас подумаю, – ответила Лена. – Я уехала в Данию. Съехала с квартиры, когда он был на работе, перевезла все вещи к матери и исчезла. Он устроил матери настоящий ад. Несколько недель доставал её. А потом сдался, исчез. Это он… убил Сару?
Ингвар сжал кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони.
– Я не знаю, – коротко ответил он.
Он оставил балконную дверь открытой и направился к выходу. Посреди комнаты он остановился и ещё раз взглянул на фотографию Сары. Роза уже почти завяла, а в вазе явно недоставало воды.
Подойдя к машине, он обернулся и посмотрел на седьмой этаж. Лена Бордсен стояла на балконе, накинув на плечи плед. Она не помахала ему рукой. Он кивнул ей и сел в машину. Когда он повернул ключ в замке зажигания, включилось радио. Он добрался уже до Хёдвига, и только тут обнаружил, что передача была посвящена эпидемиям чумы.
Больше всего он хотел бы дать ей оплеуху. Турид Санде Оксой совсем не умела лгать. Понять это было несложно, увидев, как она спрятала лицо от мужа, когда повторила:
– Я никогда не слышала ни о каком Карстене Осли. Никогда.
Здесь, в небольшом доме в Бэруме, горе было иное. Здесь были дети. На полу разбросаны игрушки, в воздухе запах еды. Турид и Лассе Оксой были немного сонными и заплаканными, но в этом доме всё шло своим чередом. Близнецам было всего два года. Турид Оксой попыталась накраситься: Ингвар позвонил и попросил разрешения заехать, хотя было уже совсем поздно. Тушь чёрными комочками собралась в углах глаз. Из-за губной помады рот казался слишком большим на её бледном лице. Она машинально тёрла ранку у носа, пока не пошла кровь. В глазах стояли слёзы.
– Честное слово, – всхлипнула она. – Вы должны мне поверить. Я никогда не встречала человека по имени Карстен.
Ингвару следовало поговорить с ней наедине.
Полным безумием было явиться к ней домой. Её муж, Лассе, ни за что не оставит их, его рука крепко лежит у неё на плече, даже когда она отворачивается от него. Ингвар должен был подождать до утра и вызвать её в участок. Одну, без мужа. Чтобы арестовать Карстена, ему нужно иметь как можно больше оснований. Одной уверенности в том, что этот парень опасен, недостаточно. Ингвар с его опытом и авторитетом, скорее всего, получил бы санкцию на обыск, если бы мог доказать, что Карстен Осли – единственный человек, который был знаком со всеми матерями. Он бы сумел убедить Турид Оксой и вынудил её признаться.
Она была до смерти напугана. Ингвар не понимал, в чём причина этого страха. Её сын мёртв, убит каким-то ненормальным, которого она же покрывает. Больше всего на свете он хотел бы наклониться над столом, встряхнуть её и влепить хорошую затрещину. Она была отвратительна. Волосы обвисли, косметика размазалась по лицу. Между близко посаженными глазами торчал большой нос. Турид Санде Оксой была похожа на грифа, Ингвару хотелось стереть всю эту отвратительную косметику, вытрясти из её куриных мозгов правду.
– И вы в этом абсолютно уверены, – сказал он спокойно и пригладил рукой волосы.
– Да, – ответила она, вытирая слёзы и размазывая тушь под глазами.
– В таком случае, прошу прощения за беспокойство, – сказал он. – Не провожайте меня.
– Чёрт. Чёрт!
Ингвар с силой ударил кулаком по стволу дерева. Мускулы на шее свело судорогой. Он дрожал. Пальцы не слушались его, пока он старательно набирал номер. Он попытался дышать глубже – не получилось. Теперь он уже не был уверен, кто больше напуган, он или Турид Санде Оксой.
Он опёрся о ствол сосны, чтобы передохнуть. В доме, из которого он только что вышел, постепенно во всех окнах погас свет. Осталась только маленькая жёлтая полоса, пробивавшаяся через щель в шторах на втором этаже.
– Алло?
– Привет.
– Я тебя разбудил?
– Да.
Он не стал извиняться. Услышав её голос, он почувствовал облегчение. За десять минут он рассказал ей, как у него прошёл день. Рассказав обо всём, он почувствовал, как приходит в себя, успокаивается. Разложить всё по полочкам. Быть точным. Наконец он замолчал. Ингер Йоханне не произнесла ни слова.
– Эй?
– Да, я слушаю, – прозвучало где-то вдалеке.
Он сильнее прижал трубку к уху.
– Почему она лжёт? – спросил он.
– Ничего странного, – ответила Ингер Йоханне. – Она встречалась с Карстеном Осли уже после того,
