Такую форму нельзя поставить на поток. Каждое такое украшение требует отдельной технологии. Именно эта уникальность и творческая сосредоточенность заключала в себе и муку, и наслаждение.
Биргитта включила кофеварку, подавив порыв позвонить Арне. Положила два ломтика хлеба в тостер. Им с Арне нечего сказать друг другу, они оба ждут главного разговора — об их будущем. А пока говорят друг другу только ничего не значащие фразы. «Хочешь кофе?» — «Да, спасибо». — «Звонил твой отец, передавал привет». — «Спасибо». Но этот огромный, главный вопрос блестел в его глазах в тот раз, когда он смотрел на нее со страхом и болью. Она отвернулась, дала понять, что еще не готова об этом разговаривать. В глубине души она знала ответ, но еще надеялась на чудо, на способность времени иногда творить чудеса.
Биргитта надела куртку и вышла. С моря дул свежий ветер. Когда она ехала на велосипеде через площадь, на Домском соборе зазвонили колокола.
Биргитта смотрела на льдисто-голубое море, прижимая обеими руками к груди чашку с чаем. Всю дорогу до мастерской в Бриссунде ветер дул ей в лицо. Через большие окна, смотрящие на запад, было видно, как меняется море вместе со сменой времен года: как тает лед, как белые весенние гуси скользят по зеленой медленной летней воде, наливающейся под осень серо-стальной яростью. Холодные лучи падали на дубовые чурбаки с наковальнями и на кресло с накидкой из овчины, где сидела Биргитта, но уже не доставали до углов мастерской, где стоял верстак с инструментами. Зажигать верхний свет ей не хотелось, но в кованом канделябре на полу горели свечи. Одна стена была задрапирована шелком, расписанным в технике батика. Закрепленная только на потолке, ткань свободно колыхалась на сквозняке, точно море красных и желтых полутонов. В высоком застекленном шкафу Биргитта хранила свои изделия, корону невесты, украшенную кристаллами горного хрусталя, сверкавшего, как капли росы на полураскрывшихся лепестках, несколько каштанов и семенных коробочек, собранных для вдохновения, и эскизы. Ее взгляд упал на комплект предметов из серебра с растительным мотивом, листьями манжетки — комплект, с позором забракованный большими галереями серебряных изделий в Стокгольме. Мотивировка — недостаточное единство стиля. «Стилистический разнобой». Но она им покажет! На следующий год она им представит новый комплект, высшего художественного и технического качества. Они просто не поняли ее идеи с манжеткой.
Согласно учению алхимиков, однажды людям явится упавший с неба философский камень, который откроет всю мудрость мира и исцелит все болезни. Философский камень абсолютно прозрачен, как выпавшая капля росы. Как люди поймут, что это он, если камень упадет в сложенный лист манжетки? Поэтому каждый ее лист — бесценен, ведь он может нести в себе философский камень. Биргитта выковала этот лист из серебра с горным хрусталем в виде капли росы посередине. Ею двигало стремление к совершенству, к безупречной, прекрасной форме. Для нее это был символ одновременно женского и земного начала.
Из манжетки девушки варили напиток, сохраняющий девственность, женщины постарше таким же отваром мазали грудь, чтобы она сохраняла упругость, он помогал от прыщей и устранял недомогания при климаксе. Позднее Биргитта узнала, что капелька в центре листка — это не роса. Растение само выделяет избыток воды, «потеет». В народе манжетку называют «девичьи слезы». Куда нас могут завести прекрасные предания? В какие грезы, в какие сны?
Биргитта медленно поднялась и выдвинула один из ящиков. Там лежало серебро, которое она получила от Вильхельма. Она открыла ящик и стала рассматривать его содержимое. В основном это были монеты, но также броши и подвески, браслеты и пряжки. Она взяла немного серебра и стала нагревать в тигле над газовой горелкой. Благородный металл прекрасного качества, мягкий, с таким легко работать. Хотелось бы отливать из него изделия по своим моделям, но тогда бы пришлось отправить его сперва на аффинаж, для очистки от примесей и воздушных пузырьков. Но там он вызовет подозрения. Значит, исключено. Кроме того, оборудование для литья денег стоит. А ей нужно срочно расплачиваться за ремонт мастерской. Поэтому она решила раскатать серебро Вильхельма и нарезать из него кольца, серьги и браслеты. Узор был ее собственный: плетенка из роз, плюща и змей. Такие вещи продавались легко. Когда она заказала вальцы с узором, мастер ни о чем не спросил. Она была зарегистрированным производителем и на свои изделия всегда ставила клеймо с пробой, своим именем, названием города и годом. Для своих дизайнерских работ она заказывала пластины и проволоку на аффинажном заводе, но для безделушек, продаваемых на площади, годилось и серебро Вильхельма.
Зачем она пошла на этот риск? Биргитта иногда сама себе удивлялась. Все произошло слишком быстро. Она ничего не успела толком продумать. Серебро, которое ей подарил Вильхельм, на самом деле должно было перейти по наследству Кристофферу. От отца к сыну, из поколения в поколение. Дед Вильхельма и его брат нашли клад, серебро в глиняном горшке, когда рыли канаву в Эксте. Ничего странного, многим случается найти в земле серебряные монеты. Но это было только начало. Находка оказалась куда грандиознее, чем они могли мечтать. Когда брат умер и дед Якобсон остался единственным владельцем клада, то перевез его в Мартебу и спрятал посреди торфяника в карстовом колодце, в глубине которого имелась широкая ступенька. Там, на ней, он стал плавить серебро. Он переливал его и продавал маленькими порциями, чтобы не вызывать лишних вопросов. Случалось, кто-то видел отсвет пламени и дым, когда он грел свои тигли. Таинственное и странное свечение стояло над болотом. С помощью всяких жутких слухов удавалось удерживать любопытных и непосвященных на приличном расстоянии от подземной мастерской. Но блуждающие огни и шаровые молнии испускал сам «дракон Якобсон», стороживший свои сокровища от посторонних. Вильхельм, смеясь, рассказывал Биргитте, как Оскар Якобсон жег магний, чтобы напугать дачников на хуторе Кнюсторп. Те не испугались, тогда он вымазал лицо кровью из носа, намочил кровью волосы и сделал из них рога и встал в таком виде у их окна на закате. Успех получился полный. С тех пор хутор стал необитаем.
Поколение за поколением «болотные фонарщики» по фамилии Якобсон ходили через торфяник, чтобы взять очередную порцию серебра «на хозяйственные нужды». Вильхельм считал, что Кристоффер недостоин наследства. Недовольный сыном, он отдал часть серебра Биргитте, но где именно лежит остаток клада, она не знала. Эту тайну он унес с собой в могилу. Вильхельм сказал только, что клад находится посреди осушенного торфяника в Мартебу, в карстовом провале, на каменном уступе. Провал ведет к подземным пещерам. Еще он прочел ей стихи. Она не помнила все стихотворение, но от строк, которые вспомнились, кожа покрылась мурашками.
Так и случилось. Вильхельм сказал ей, что ему пора. «Не сейчас, но скоро», — сказал он. Больше всего он хотел, чтобы она открыла тайну клада Улофу. Но сначала они должны были помириться, отец и сын. Это было единственное, чего он хотел в жизни, пока та в нем еще теплилась. А теперь уже поздно. Биргитта говорила с Улофом. Она сказала ему, что отец в конце жизни думал о нем только хорошее. Но Улоф не хотел его прощать, даже после смерти. Поэтому всю правду она ему не рассказала, ни единым словом не заикнулась о кладе.
Зачем она взяла на себя такой риск? Зачем запачкала свои руки чернью этого серебра? Она знала зачем, но это была неприятная правда. Двум художником в одной мастерской не ужиться. Она хочет идти своим путем. Без помощи отца. Отец вхож в престижные ювелирные салоны. Биргитту туда не пустили. Вот в чем дело. Она выросла в богатой семье, никогда ни в чем не нуждалась. А теперь она не хотела просить у отца деньги. А на собственные едва сводила концы с концами, и это было тяжело. А тут как раз Вильхельм предложил ей взять его серебро, и это казалось подарком судьбы.
Биргитта разрезала раскатанный кусок серебра специальными ножницами на полосы нужного
