размера и спаяла браслеты. Было слишком тихо, и она включила радио; одновременно к дому подъехала машина, но Биргитта этого не услышала из-за музыки. Кто-то нажал на ручку двери. По каменному полу раздались мягкие шаги. Что-то предпринять было уже поздно. Когда она обернулась, он стоял за ее спиной.
— Было не заперто, — сказал он.
— Ух, как ты меня напугал, Арне!
— Я не хотел. — Он поднял руку, чтобы ее погладить, но выражение ее лица его остановило.
— Я работаю.
— Я вижу. — Он подошел к шкафу и потрогал штамп для ложек.
Она почувствовала, как растет в ней раздражение, а головная боль возвращается. Она не вынесет его печального взгляда и униженного вида. У нее нет на него времени. Он вынул из шкафа корону невесты. Молча. Потом повернул ее, и на металле и камнях заиграл свет. Вся его фигура выражала один вопрос: «Что будет?» Она вздохнула, жестом пригласила его сесть в кресло и сама села напротив. Между ними был только маленький узкий столик, больше похожий на пьедестал, и море невысказанных вопросов.
— Хочешь чаю? — Она поднялась, не ожидая ответа, и прошла вечность, пока она вернулась, неся две дымящиеся керамические кружки. Он утонул в кресле, но выпрямился, когда она вернулась. И тут его взгляд упал на ящик с открытой крышкой. Машинально взял он кружку из ее рук. То, что он увидел в ящике, казалось нереальным.
— Что это?
Тут она повернулась, посмотрела туда же, куда он, и замерла. Она не нашла, что сказать. Он поднялся с кресла и опустился на колени перед деревянным ящиком. Взял горсть монет. Выбрал одну, другие посыпались между его пальцами. Она услышала, как он громко вздохнул, но его лица не видела. Он резко к ней повернулся:
— Откуда это у тебя?
— Тебя это не касается. — Она чувствовала, что ее раздражение переходит в ярость. Какое ему дело?
— Меня не касается? А ты хоть знаешь, что это?
— Серебро. Мой рабочий материал. Мое будущее.
Он поднялся, подошел к ней с монетой в дрожащей руке и сунул ее ей под нос.
— Знаешь, что это такое? Понимаешь, что ты наделала? Ты должна отвечать за свои поступки!
— Не тебе говорить об ответственности!
— Эта монета отчеканена Генрихом, настоятелем бенедиктинского монастыря Корвей. Он был там аббатом с тысяча триста пятьдесят девятого по шестидесятый год. Висбю был обложен контрибуцией в шестьдесят первом году. Откуда это серебро?
— Из рыбацкого поселка Кронваль возле Эксты. Больше я ничего не знаю.
— Черт побери, что ты наделала, Биргитта! Куда нам теперь деваться? — Он упал на колени и прижался головой к ее животу. Биргитта еле удержалась, чтобы не отпихнуть его от себя.
Глава 35
Пляж, где песок нежный, как тесто для кекса, — так говорила Вега о пляже Сюдерсанд на острове Форё. Все правильно, думала Мария, пересыпая крошечные песчинки между пальцев. Ах, если бы Эмиль и Линда оказались здесь, как весело было бы им плескаться в море! Мария сильно скучала по детям. Тут она бы им столько всего показала! Дюны в заповеднике Улла Хау, где живут муравьиные львы и поджидают муравьев в своих воронках. Стада овец с закрученными рогами, пасущиеся на тощих лугах. Овечьи загоны с дерновой крышей, каменные изгороди, выложенные рядами круглых и рядами плоских камней в особом порядке. Известняковые скалы-раукары, чтобы по ним лазить, и поля самых синих на свете цветов, чтобы среди них бегать. Сколько же дети недополучают только из-за того, что свекровь — такая эгоистка!
Сегодня у Марии — единственный выходной. Небо было голубым, вода лишь немногим темнее. Солнце улыбалось своей самой теплой улыбкой, светило и злым, и добрым, хотя и с разным результатом. Арвидсон не поддавался очарованию дня. Он, серьезный и потный, сидел в майке под зонтом и читал «Процесс» Кафки. Марии казалось, что он на нее поглядывает, и ей было неловко за свои складки на животе. На самом деле ей хотелось сидеть и смотреть на море, но складки видно меньше, если лежать на спине, а еще лучше на животе. Поэтому она и лежала на животе. Если живешь у Веги Крафт, то тут уж точно не похудеешь! И еще попробуй найди развлечения, не связанные с дополнительными калориями. Кино? Пакет конфет. Поход? Рюкзак с едой. Танцы? Бокал пива или два. Это какое-то проклятие. Что толку питаться салатами, если потом нестерпимо хочется шоколада? Если однажды подсел на шоколад, то это навсегда, да тут еще Вегины булочки! Удрученная, Мария приблизилась к корзине с едой и взяла в руки упаковку шоколадных вафель. И беда, и утешение в одном флаконе, подумала она и сунула в рот целую вафельку.
Эк нашел себе новую приятельницу. Он сидел через два одеяла от Марии и мазал маслом для загара спину тонкой, как лезвие, блондинке. Смотри не порежься, угрюмо подумала Мария. Куда делась рыжая акупунктурщица, никто не знал. Эк об этом говорить не хотел. Сейчас он зажег сигарету. Видимо, отвыкнуть от курения за один раз не получилось.
Мария почувствовала руку у себя на плече. Арвидсон протянул ей мороженое:
— Твое любимое, насколько я понимаю!
И он был прав. Сливочное мороженое с хрустящим шоколадом и орехами. Жизнь не так уж и плоха! Мария села, плюнув на то, как выглядит со стороны ее живот. Трудно ведь лежать на нем и есть мороженое! Арвидсон сел рядом на одеяло.
— Скучаешь по дому? — спросил он.
— И да и нет. Скучаю в основном по детям.
— А по мужу? — спросил Арвидсон, глядя в море.
Мария на секунду задумалась. К сердцу подступила и постепенно ушла горечь…
— Не знаю, — сказала она. — И да, и нет.
На закате они сели на паром «Будилла» и отправились обратно через пролив Форёсунд. Корабль получил название в честь яркой женщины, которую звали Будилла Кристина Якобсдоттер, она была рыбачкой и жила в середине девятнадцатого века. Чтобы добраться до своей лодки в местечке Хельгоманненс, она каждый день проходила по семь с половиной километров от своего дома. Это вычитал Арвидсон в путеводителе по Готланду. Мария купила пакетик жареного миндаля, и, пока они дождались своей очереди с машиной, он уже кончился! Эк на заднем сиденье слушал музыку в наушниках и на все вопросы отвечал в основном невпопад.
— Я бы хотела взглянуть на торфяник в Мартебу, — сказала Мария, когда они приблизились к Тингстэде. — Мы можем проехать в Висбю вдоль берега?
— Хочешь увидеть, где живет Улоф Якобсон?
— И это тоже.
Теплицу и выгон с лошадьми они увидели издали. Сам жилой дом был маленький и прятался в кустах сирени.
— Пойдешь поговоришь с ним? — спросил Арвидсон.
— Да, если он дома, — сказала Мария, выходя из машины, которую они припарковали на узкой лесной дороге. Она застегнула легкую куртку на «молнию». Как только солнце село, сразу быстро похолодало.
— Окно открыто, в нем горит свет. Эк, пойдешь с нами?
— Что?
Арвидсон наклонился к заднему сиденью и снял наушник с уха Эка.
— Пойдешь с нами? — спросил он сердито.
— Нет, я останусь здесь. — Казалось, Эк уснет в любую минуту.
