дня обучения, прогресса не будет, щит придется отложить, и вернуться к проверенным методикам.
– Тогда, побегу я щит вязать, а то мне завтра в дозор, вместе с Сулимом и Дмитром Бирюком, ехать.
– Беги, Богдан. С Сулимом, я сам сегодня поговорю, он, тебя учить будет. Времени у тебя мало, жить хочешь, каждый день под стрелы становись, иначе не успеешь.
– А что ты будешь делать, дядьку Керим, если я, к примеру, научусь от стрелы уходить. – Моей любознательной натуре хотелось услышать, что после этого, я, уж точно, покрошу всех в капусту, своим самострелом.
– Тогда я сразу стрелять не буду, а попробую тебя спугнуть, и в лет бить.
– А как же ты узнаешь, что я от стрелы уйду?
– Чего ты ко мне вцепился как репей? Как да как. Я тебе уже десять раз сказал Богдан. Увижу, если уйти сможешь. Хватит языком молоть. Или иди свой щит плети, или становись, я тебя еще поучу.
Грустно шагая в сторону реки, с целью нарубить саблями ивы, заодно и в рубке попрактиковаться, размышлял, как несправедливо устроен мир. Это ж какое планов громадье в голове сидит, тут тебе и порох, и пушки, корабли, последние достижения фортификационной мысли, самые разнообразные социальные модели, ткацкие станки, кривошипно-шатунный механизм, биотуалет. Стоп. Биотуалет тут на каждом шагу. Но все остальное, без биотуалета, это ж тоже до фига и чуть-чуть. И вот это все, бить, как косулю в степи, просто и без затей, десять раз из десяти, как так можно? И этот сраный арбалет, даже навскидку не успеваю выстрелить. Керим стреляет быстрее, чем мои мышцы, удерживающие арбалет, получают сигнал, перевести его в иное положение. А даже бы успел. Чтоб навскидку, попасть в цель, надо стрелять, лет десять, без перерыва.
Весь мой гениальный план, в котором, надеялся получить хоть немногим более пятидесяти процентов шансов выйти победителем, рассыпался как карточный домик. Татарин, собака бешенная, порвет меня стрелой, и привет. Ладно меня, а Богдана безвинного, как жалко. Воистину сказал мудрец
Тут меня зло взяло, у меня, что, совесть не чистая, что я так разволновался? Чистая у меня совесть. Относительно. Абсолютной чистоты, как и абсолютной истины, достичь невозможно. Это совместный, научно-медицинский факт. Так какого рожна, волноваться?
Откуда Керим знает, куда я прыгну? Ответ известен каждому школьнику. От верблюда. Верблюд читает мои мысли и докладывает Кериму.
ЧТО ДЕЛАТЬ? Так ведь ясно что. НЕ ДУМАТЬ.
Вот, что я бы написал на месте Чернышевского! Вот это была бы книга, на обложке ЧТО ДЕЛАТЬ? Открываешь книгу, а там НЕ ДУМАТЬ. Черный Квадрат Малевича отдыхает.
А ведь суть методики, успешно применяемой нашими предками, проста.
Бить тебя тупыми стрелами, пока ты не отупеешь от боли, и не перестанешь использовать голову не по назначению. Не можешь думать, не думай, носи шапку. И когда твоя голова станет пустой, когда шорох и треск твоих мыслей затихнут, когда наступит благодатная тишина, в нужный момент, ты шагнешь в нужную сторону. И стрела пролетит мимо.
Как точно все описал Керим, только я дурак не понимал. Когда он увидит, что уйду от стрелы, он стрелять не будет, он попытается выбить меня с этого состояния, попытается заставить думать, разрушить тишину, чтоб вновь увидеть, куда буду уклоняться. Вот это уже дуэль. Блин, как в китайских легендах. Мы будем смотреть друг на друга и ждать. Потому что Керим, он тоже не думает. Когда он пускал свою десятитысячную стрелу, он настолько устал от боли в руках и спине, от ругани отца и плетки, которой его стимулировали, что в его голове стало тихо, мысли перестали шуршать, и он начал попадать.
Развернувшись на 180 градусов, зашагал обратно к Кериму. Войдя во двор, нашел его в сарае, где он отбирал заготовки под мой заказ. Глянув на меня, он криво улыбнулся, взял свой лук, и вышел со мной в огород, на размеченные позиции. Мы оба молчали, нам не нужны были команды. Наши луки медленно подымались вверх, занимая боевую позицию. Мой приклад прижимался к моему плечу, рука Керима накладывала стрелу на тетиву. Мы выстрелили одновременно, и одновременно шагнули в сторону, уворачиваясь. Моя стрела пролетела мимо, Керимова, больно ударила меня под сердце. Если б не тулуп, гарантированы поломанные ребра и потеря сознания.
– Молодец Богдан, будет с тебя толк. На сегодня все. Толку стрелять, больше нет. Иди и вспоминай, как ты стрелял. Только в думке старайся тише это делать, медленней. Ну да теперь, ты сам поймешь. Сулиму, я скажу что делать. С утра он тебя стрелой бьет, ты в сторону уходишь, вечером бьетесь один раз, кто кого. А главное, в голове вспоминай, как ты стрелял, только тихо, медленно, как во сне. Приедешь, сразу приходи, еще постреляем.
– Спаси Бог тебя за науку, дядьку Керим, век помнить буду. Если б не ты, пропал бы ни за грош.
– Пустое мелешь, Богдан, ты для меня больше сделал. Беги давай, а то щебечем с тобой, как соловей с соловкой.
Солнце клонилось к закату, побитое тело отзывалось на каждый шаг, но зато на душе было легко. 'Даст Бог, Богдан, поживем еще с тобой, может, и селитры наварим, или еще какую хрень соорудим. Есть у меня Богдан, мечта одна, только я тебе ее не скажу, рано пока. Сможешь, сам догадаешся, ты в своей голове хозяин. Только дойдем ли до нее… Туда идти годами надо, не останавливаясь, и за каждый шаг, кровью платить заставят. А мы с тобой, пока, даже до дороги не добрались, которая туда ведет. Так что будешь ты, дружок, пока в неведении мучаться. Вот когда на дорогу туда выберемся, расскажу тебе, чтоб знал, сколько нам идти придется'.
Глава десятая, Фарид
С утра мы собрались у атамана. Его лицо было озабоченным
– Сулим старший, слушать его как меня. Сперва едете вверх. Если встретите разъезд соседей, поспрошайте, что да как. Остап вчера с казаками с разъезда вернулся, рассказывал, что встретил разъезд соседей верхних. Рассказали они ему, что ищут трое черкасских казаков, родичей своих, пропали они. – Атаман равнодушно прошелся взглядом по нашим лицам, чуть задержав свой взгляд на мне.
– Ездят по селам, по хуторам, всех спрашивают, кто, что слыхал. В нашу сторону едут. Сулим, про нашу сшибку с татарами, про полон, ни пары с уст. Ничего не видели, ничего не знаем, никого чужого у нас с лета не было. Да и не ездят здесь чужие без дела. Чай не Киев здесь начало берет, а Дикое Поле.
– Если встретите, поспрошайте, что да как, куда едут, кого ищут, что те казаки тут делать могли? К кому ехали? Дальше ехать захотят, не мешайте, только следом идите, так чтоб их было видно, и они вас видели. Если люди они добрые, скрывать им нечего. Если дорогу, в какой хутор найдут, гонца вперед посылайте, наказ мой передайте, не было у нас с лета сшибок, и чужих не было.
– Если на тропинку станут, где полон наш в лесу стоит, тут уж стойте насмерть. Говорите, что хотите, что соглядатаи они татарские, тропки к нашим селам выведывают, татар привести хотят, но гоните их обратно прочь, чтоб духу их не было.
– Но чтоб волос с их головы не упал. – Атаман вновь прошелся взглядом по нашим лицам. – Нам свара с черкасскими не нужна. Трое на трое, они на вас не полезут, чай не у себя дома, и вы не нарывайтесь.
– Если все поняли, езжайте с Богом, как черкасских спровадите, знать дайте, я пока вниз по Днепру, еще один дозор отправлю.