– Я не очень понял вас, штандартенфюрер. О каком человеке со шрамом вы говорили? Арестовали кого-нибудь?
– В том-то и дело, Вилли, что не арестовали. Агент оказался сообразительным.
– Понятно, – сказал Харнак, усаживаясь в кресло, – древняя интеллектуальная игра в кошки-мышки.
– Вы молодчина, Вилли! – торжественно произнес Менцель. – Через вашего человека со шрамом мы, если посчастливится, возьмем все их подполье.
– Так уж и все? Как я понимаю, вы не допускаете, что агент мог ошибиться? А вдруг у этого олуха шрам с детства.
– О господи!.. – рассердился Менцель. – Моя интуиция подсказывает… – Но тут раздался звонок, и шеф схватился за телефонную трубку. – Что? Какой агент? Наш агент?!! Слушайте же меня внимательно – ни один человек не должен выйти из этого дома! Головой отвечаете! – Вытер вспотевшее лицо. – Немедленно выезжайте, Вилли. С четвертого этажа редакции в пролет лестницы сбросили нашего агента. Возможно, того самого, который шел за этим коммунистом со шрамом. – Вновь схватил трубку. – Две машины с автоматчиками в распоряжение гауптштурмфюрера Харнака! Бог мой, вы идиот, Людке! Конечно, немедленно!.. Он ждет у подъезда.
Пока эсэсовцы окружали квартал, Харнак убедился – погиб именно агент №74. Понятно и без слов: не сам прыгал с четвертого этажа…
Вахтер показал: услышав крик и увидев, что кто-то упал в пролет лестницы, он сразу забил тревогу. К счастью, против редакции находится полицейский пост, и через несколько минут на месте происшествия уже были представители власти.
Видно, самолюбию вахтера льстило то, что он разговаривает с такой высокопоставленной особой.
– Пан полковник, – вытягивался он перед гауптштурмфюрером, – можете быть уверены: ни один человек не вышел из здания. Ежели вельможному пану угодно убедиться – вот ключ, которым я сразу же запер ворота. Заверяю пана полковника, другого выхода из здания нет. Обязан доложить пану полковнику, что все это, – он заговорщицки подмигнул, – коммунистические штучки.
– Уберите эту свинью, – скривился Харнак и спросил полицейского: – Кто мне может показать дом?
– Пан редактор Загородный работал здесь еще при поляках. Свой человек, – задышал он смесью спиртного перегара и чеснока.
Пан редактор издали поклонился гауптштурмфюреру. Подошел ближе и еще раз поклонился.
– Такое несчастье, пан офицер, – произнес сочувственно. – Такое несчастье…
– Довольно разглагольствовать, – сердито бросил Харнак. – Показывайте здание!
На первом этаже все окна были забраны решетками. Если бы кто-нибудь прыгнул со второго, его бы заметили. Придя к выводу, что человек со шрамом никуда не мог бежать, Харнак приказал.
– Обыскать все комнаты! Действовать осторожно: его надо взять живым!..
Дом был старый, с темными узкими коридорами, бесчисленными небольшими комнатами, переходами и разными кладовками. Эсэсовцы заглядывали чуть ли не в каждую щель, поднимаясь с этажа на этаж. Наконец Людке доложил, что поиски ничего не дали.
– Я начинаю понимать нашего шефа, – иронически скривился Харнак. – Воистину вы идиот, Людке. Неужели вы хотите убедить меня, что коммунисты научились летать?
– Мы обыскали все, гауптштурмфюрер, – настаивал Людке. – Я лично побывал даже на чердаке.
– Погодите! – Харнак отстранил шарфюрера. – Пусть кто-нибудь проводит меня на чердак.
Здание редакции стояло в конце улицы, и лишь с одной стороны к нему примыкал другой дом. Но он был этажом ниже, и Харнак решил, что перебраться с чердака на крутую крышу невозможно.
Приказав еще раз обыскать помещение, гауптштурмфюрер обошел чердак, заглядывая во все углы. Выйдя на балкон, Харнак заметил приоткрытую дверь, а за ней крутую деревянную лестницу.
– Там что?
– Пожалуйста! – Редактор услужливо распахнул дверь настежь. – Здесь помещение вахтера. Но ваши солдаты уже осматривали его.
Харнак безразличным взглядом скользнул по лестнице. Вдруг он насторожился и в несколько прыжков взбежал на площадку с узким оконцем. От окна до конька крыши соседнего дома было немногим больше метра. “Вот откуда он мог легко спуститься”, – подумал гестаповец. Так и есть: на покрытом пылью подоконнике остался след сапога. “Сорок второй-сорок третий размер”, – прикинул на глаз Харнак. Осторожно, чтобы не стереть след, пролез через окно и оседлал конек крыши.
– Вот так он и сбежал, – объяснил он Людке, выглядывавшему в окошко. – Подайте мне руку, бол shy;ван…
Выломанный из кровати железный прут, исцарапанная дверь чердака в третьем от угла доме подтвердили правоту Харнака.
“Улетела птичка!” – понял гауптштурмфюрер, но на всякий случай приказал обыскать все квартиры этого дома.
– Улетела птичка и, думаю, надолго. – С этими словами Харнак вошел в кабинет Менцеля. – Но мне удалось установить, что это за птичка. Гарантии, впрочем, не даю, но почти убежден. Завтра окончательно выясним.
– Может быть, вы все же проинформируете меня?
– Наш агент оказался типичным ослом. Этот коммунист, видимо, раскусил его с первого взгляда.
– Все это слова. – Менцель начал сердиться. – Мне нужны доказательства.
– О-о! Доказательств сколько угодно, штандар shy;тенфюрер. Даже больше, чем нужно…
Харнак доложил о результатах расследования.
– Как же вам посчастливилось установить личность коммуниста?
– Очень просто. Если даже этот идиот Людке, – Харнак сделал ударение на слове “идиот”, – а я его считаю не последним идиотом, не обратил внимания на окно на лестнице, мог ли бы им воспользоваться человек, который впервые оказался в этом здании? Тем более что в его распоряжении были лишь секунды?
– Вы хотите сказать, что этим коммунистом был кто-то из сотрудников редакции?
Харнак наклонил голову.
– Но ведь это мог быть и человек, работавший там раньше.
Харнак снова наклонил голову.
– И я так подумал, – произнес с едва заметной иронией, – но мне удалось установить, что один из корректоров две недели тому назад выехал как раз в тот район, где было совершено нападение на танкетку. В какое-то село Квасы. Отпросился будто бы на свадьбу на три-четыре дня и не является уже две недели.
– Кто такой? – спросил Менцель.
