Чапкис кивнул. Была в его позе, в безвольных движениях, в голосе такая безнадежность, точно человек давно уже отрекся от всего живого, но живет потому, что искра жизни все еще тлеет в истощенном организме.
Богдан ужаснулся. Год в сырой, вонючей пещере, где можно стоять, лишь согнувшись… Год без света, чистой воды, воздуха, тепла…
– А как же с продуктами?
– Там, – мужчина показал вверх, – осталась подруга Цили. Она, когда удается, спускает нам немного еды…
Заремба посмотрел на пустой мешочек.
– Когда вы ели в последний раз?
– Два дня назад, – ответил Чапкис. – Должно быть, у Зои, – снова показал вверх, – ничего не нашлось.
Шкурат уже развязывал мешок. Вынул хлеб и сало, разделил на дольки головку чеснока.
– Ешьте, дорогие мои, – положил все на большой ящик. – Ешьте, не бойтесь.
Мужчина пододвинул дары незнакомцев жене. Горькая гримаса пробежала по его лицу, когда увидел, как жадно набросилась она на пищу. Сам, уставившись в стену, жевал лениво, казалось, даже неохотно. Заремба налил ему немного спирта. Поморщившись, тот выпил.
– Вообще-то я не пью, – виновато сказал он, – но ради такого случая. Спасибо вам за все, пребольшое спасибо…
Потом Чапкис рассказал, как год назад, когда начались массовые расстрелы евреев, он попытался организовать в гетто сопротивление. Но руководители общины стали обвинять его в провокации. Каждую минуту его могли выдать. Пришлось бежать. Сначала думали пробраться по канализационной системе за город, но ничего не получилось. Пришлось отсиживаться здесь, рассчитывая на помощь Зои…
– И что же вы тут делали? – вырвалось у Богдана.
Чапкис пожал плечами.
– Прятались, – сказал безразлично. – Циля еще обучала меня испанскому. Она ведь окончила университет…
– И не пробовали даже выйти наверх? – спросил с невольной резкостью Богдан.
– По ночам я изредка рискую ненадолго выходить. Жена очень боится за меня…
– И медленно умираете в этой грязной дыре! – снова воскликнул Богдан.
– Извините меня, – вмешалась женщина, – но ведь там у нас нет ни капли надежды. А тут можно выжить.
Богдан от волнения вскочил и больно ударился головой.
– Так тебе и надо, – засмеялся Евген Степа shy;нович. – Не горячись!
Он положил руку на худое колено Чапкиса и сказал:
– Помирать очень просто. Для этого не нужно ни большого ума, ни силы воли. А ежели, скажем, предложим вам другой вариант? Хотите, мы переправим вас в партизанский отряд?
– В лес! – поднял голову Чапкис. Глаза его заблестели. – Я сплю и вижу во сне лес! Зеленая трава, цветы, пахнет сосной… И белые облака на синем небе… Мы уже год не видели солнца…
Заремба подозвал Шкурата.
– Дайте-ка вашу бумажку. – И развернул ее перед Чапкисом. – Это приблизительный план канализационной сети. Пунктиром обозначена территория военных складов. Вы знаете, где они?
Чапкис кивнул, а потом спросил:
– Вам надо выйти к складам? Туда есть один лишь выход, остальные завалены. Вы спросите, почему уцелел этот ход? Фашисты его просто не заметили. Вот здесь, – Чапкис ткнул пальцем в чертеж, – около нефтехранилища, стоял когда-то сарай или дом. Его разрушили, и битый кирпич завалил крышку люка. Потом все заросло бурьяном.
– Откуда вы это знаете? – удивился Заремба.
– Раньше я был более любопытным, чем сейчас, – горько усмехнулся Чапкис. – Я знаю в этом районе все выходы из-под земли…
– Так, так… Говорите, возле нефтехранилища… – задумчиво протянул Евген Степанович. – А внутренняя охрана там имеется?
– Разрешите клочок бумаги, я вам все начерчу, – волновался Чапкис, орудуя карандашом. – Это – люк. Он рядом с нефтехранилищем. Здесь пост внутренней охраны. Справа – склады. Второй пост вот здесь. За ним барак, где живет охрана.
– Послушайте, вы же молодец! – воскликнул Заремба. – И как вы все это заметили?
– Лежал в бурьяне и смотрел. Когда сменялся караул, они проходили совсем рядом. Много бы я отдал тогда за автомат с полным диском…
– А теперь? – спросил Богдан.
– И теперь! – решительно промолвил Чапкис. – Если возьмете, я пойду с вами.
– А дойдешь? – Богдан давно не слышал, чтобы Заремба говорил так сердечно. – Слаб ты…
– Дойду. Тут не так уж и далеко.
– А для чего, понимаешь?
– Догадываюсь, – пяло улыбнулся Арон.
– Тогда слушай. Нам нужно взорвать склады, чтобы вес полетело ко всем чертям!
Женщина беззвучно заплакала. Муж начал утешать ее. Заремба, тихонько посоветовавшись о чем-то со Шкуратом, обратился к ней:
– Выслушайте меня, пожалуйста. С вами останется этот товарищ, – показал на Шкурата. – Он сделал свое дело, и теперь его заменит ваш муж. Поймите, Арон становится бойцом! Не волнуйтесь, мы вернемся. Арон покажет нам дорогу, и никакая опасность ему не грозит.
Евген Степанович поднял мешок с толом. Циля упала и обняла ноги мужа. Тот молча отстранил ее и двинулся в темноту…
Шел третий час ночи, когда Чапкис остановился и осветил кирпичный колодец. Тяжело дыша, он прислонился к сырой стене и зажмурил глаза.
– Глотни! – протянул ему флягу Заремба.
– Не надо, – отвел руку. – Сейчас пройдет…
Вверх отвесными ступеньками поднимались ржаные металлические скобы. Отдышавшись, он ловко полез по ним. Тихо звякнула крышка люка, и сразу же потянуло свежим воздухом. Фонарик мигнул. Заремба поправил на плечах мешок и схватился за скобы. За ним полез Богдан.
Они притаились в зарослях бурьяна. Слева в сотне метров от них высились цистерны нефтехранилища, правее темнели длинные двухэтажные строения складов.
– Хорошо, что опустился туман, – обрадовался Евген Степанович. – Где пост внутренней охраны?
– За цистернами, – ответил Чапкис.
Евген Степанович задумался. Богдан и Арон ждали его решения.
– Понимаешь, Богдан, – шепнул Заремба, – надо, чтобы взрывы произошли
