губы сжимались горькою и странною улыбкой. Весь он был проникнут такою безнадежною печалью, что душа моя наполнилась чувством глубокой, нежной, страстной жалости. Сомнения, опасения, наставления тетушки, собственная личность моя - все исчезало перед этим непостижимым чувством… Он так был мне дорог и мил в эту минуту, что если б дуло пистолета угрожало ему, я не поколебалась бы защитить его собою…
- Данаров! можно ли так задумываться, - сказала я, слегка касаясь рукой плеча его. - Пойдемте, смотрите, какой дождь и ветер!
Он быстро поднял голову и огляделся, как человек, пробужденный от сна.
- Пойдемте, ради Бога, - сказал он, - зачем вы остаетесь здесь? так можно простудиться.
- Что же с вами делать? я вас звала, вы не слыхали или не хотели идти.
- Со мной случаются странные вещи: бывают минуты, когда я теряю способность видеть и слышать все, что вокруг меня происходит, и похожу на человека, усыпленного магнетизмом. Я бы должен был предупредить вас и заранее попросить снисхождения к подобным припадкам.
- Они находят на вас так, без причины?
- Зачем вам знать это?
- Нескромность моего вопроса оправдывается живым участием, с которым он был сделан.
- Живое участие рождается от доверия к той особе, которая возбуждает его, иначе оно только обидная жалость. Вы могли бы поверить мне?
- В чем?
- Во всем, безусловно. Я не отвечала.
- Желали бы верить?
- О да, желала бы!
- Не слушайте никого и ничего, кроме вашего сердца.
- Оно, говорят, плохой советник.
Он с волнением провел рукой по лицу и сказал почти с досадой:
- Ну поступайте, как знаете.
- Пойдемте поскорее, - сказала я, - наша прогулка в такое время может показаться очень странною.
- Ах, в самом деле! Не лучше ли вам пройти в ту калитку, а я пойду через балкон; таким образом мы избегнем ложных, глупых толков, которых вы так боитесь. Да, впрочем, - прибавил он, - такая предосторожность напрасна: в комнатах никого нет.
- Как никого нет? - спросила я с изумлением. - Куда же делись Марья Ивановна, Маша, Катерина Никитишна?
- Они все ушли. К Марье Ивановне кто-то приехал: дочь ли, сын ли, не помню хорошенько, и они все ушли туда, к ней.
- Лиза! - вскричала я с живостью. - Лиза! возможно ли! и я почти бежала к дому.
- И вы им рады? - спросил он.
- Как не рада! это подруга моего детства. Как же вы до сих пор не сказали мне, что она приехала?
- Я забыл; этот проклятый сон наяву всему причиной.
- Видно, он был или очень хорош, или очень дурен, что так сильно поразил вас.
- Я не желаю вам подобных снов.
- А вы часто их видите?
- Нередко.
- Говорят, лучшее средство избавляться от тяжелых снов - рассказывать их.
- Я расскажу вам после.
- Едва ли вы после найдете удобное время для этого, общества нашего прибавится.
- А как вы думаете, долго они пробудут здесь?
- Я думаю некоротко, они приехали издалека.
- Сон мой недолго рассказывать: я видел, что я отброшен от всего, что дорого и мило мне, в далекую, безотрадную сторону, где не светит солнце, не цветут цветы…
- Вы хандрите, Николай Михайлович! что вам за охота мучить себя!
Мы были уже в гостиной.
- Может быть, - сказал он, взявшись за шляпу. - Покуда прощайте! В вашем новом обществе я буду несносен сегодня. Постараюсь приехать в другой раз, в лучшем расположении духа.
- Как же вы поедете в такой дождь? это решительно невозможно.
- Напротив, очень возможно, я велю поднять коляску.
- Останьтесь, Николай Михайлович, тетушке будет неприятно. Она не любит отпускать гостей в дурную погоду. Право, подумают, что мы поссорились…
- У вас удивительная способность убеждать, стращая разными предположениями и преувеличениями.
Тетушка вышла к нам, оправившись от головной боли и принарядившись для встречи нежданных гостей, о которых ей уже доложили.
Я пожаловалась ей на упрямство Данарова, и она помогла мне уговорить его остаться:
Вскоре пришла и Катерина Никитишна, вестницей скорого прибытия новоприезжих. Лицо ее сохраняло следы недавних слез, пролитых от умиления при виде встречи матери с дочерью. Она рассказывала подробности этой встречи и прибавила, что, кроме Лизы и ее мужа, приехал еще брат последнего.
- Молодой человек? - имела я неосторожность спросить.
На меня устремился взор, горевший яркою, возмутительною насмешкой. Катерина Никитишна вследствие глухоты своей не отвечала на мой вопрос.
- Молодой, молодой, - сказал он мне вполголоса с выражением той же насмешки, - очень любезный, веселый, не то что этот несносный, капризный Данаров, который так надоедает своею хандрой…
- Ах, Николай Михайлович! - сказала я ему с грустным укором, - а кто недавно возмущался против ложных толков?
- Да это будет, я чувствую, что это будет! - сказал он желчно, изменяясь в лице.
- Не забудьте привезти на будущий раз обещанные книжки журналов.
- Слушаю-с, - отвечал он, немилосердно комкая свою шляпу.
- Чем же шляпа виновата? - сказала я ему улыбаясь и встала, чтоб идти навстречу приезжим, голоса которых раздавались уже в прихожей.
Непривычно и странно мне было видеть в наших небольших комнатках столько новых лиц, особенно мужчин. Даже физиономия Мити, который выглядывал из-за плеч мужа Лизы и его брата, показалась мне незнакомою; сама же Марья Ивановна, шедшая впереди всех, представилась мне волшебницей, по воле которой явились эти гости.
Лиза, в шелковом платье, в щеголеватом чепчике и мантилье, была настоящею дамой и казалась гораздо старше своих лет. Большие серые глаза ее смотрели по-прежнему спокойно и бесстрастно. Муж ее пополнел; брат его был молодой человек, высокий, стройный, с курчавыми белокурыми волосами. Лицом он был похож на Федора Матвеевича, но только лучше. В его взгляде и походке была та веселая самонадеянность юности, свойственная натурам легким и беззаботным. Звали его Александр Матвеевич.
Встреча моя с Лизой, если не была трогательна, то была искренна и радушна; но Катерина Никитишна не преминула и тут пролить несколько слез.
- Что они должны теперь чувствовать? - говорила она. - Вот и мне Бог привел видеть Лизавету Николаевну замужем. Время-то как идет! А Марья Ивановна, чай, ног под собой не слышит, материнское сердце болько.
Опомнившись после здорований и первых расспросов, я заметила, что Данарова не было с нами. Через несколько минут он вошел с балкона.
- Данаров! что ты? какими судьбами? - вскричал Александр Матвеевич, подходя к нему.
- Александр! Вот не ожидал! И молодые люди обнялись.
Затем Данаров был представлен Лизе, а с мужем ее он был также знаком прежде.
Лиза, сказав ему несколько общих фраз, посмотрела на меня внимательным, испытующим взором, и я
