препоручает их мне, а уж я могу вытянуть любой проект.
— Я передам ему ваше мнение, — пообещала Юлия.
— Не трудитесь, это его слова, — сказал Авдеев.
— Понятно, а вы когда-нибудь улыбаетесь?
— Конечно, — сказал Авдеев и улыбнулся.
— Да, действительно, — констатировала Юлия, — и как-то вы похорошели сразу.
— Правда, вы находите?
— Нахожу, иногда, правда, от вашей улыбки бросает в дрожь.
— Ну что вы, просто зябко сегодня, осень все-таки, поэтому в вас происходит подмена ощущений. Вам холодно, вы дрожите, в это время я улыбаюсь, и вам кажется, что причиной дрожи является моя улыбка.
— Кажется, он издевается надо мной, — подумала Юлия и заявила:
— Знаете что, я еще в своем уме, чтобы отличить дрожь от холода, от дрожи от ужаса.
— Хорошо, я больше не буду улыбаться, — согласился Авдеев, — тем более что мы почти пришли.
— Какая связь? — спросила Юлия.
— Иконы надо рассматривать с серьезным выражением лица.
— Почему?
— А вы, когда-нибудь видели икону с изображением улыбающегося святого? Нет! То-то же. Ведь не будешь улыбаться, глядя на серьезного человека, он подумает, что вы с ним заигрываете.
— Кто подумает, — недоуменно спросила Юлия.
— Известно кто — святой.
— Не святотатствуйте, — одернула Авдеева Юлия и осенила себя крестом, затем спросила с подозрением:
— А может быть вы атеист?
— Нет, я просто неверующий.
— Какая разница?
— В слове атеист есть что-то воинствующее, а я просто неверующий; вернее верю во все религии мира, в иудаизм, христианство, ислам, буддизм, даже в Вуду, я очень доверчивый.
— Что же вы потащились со мной иконы лицезреть.
— Как что, шеф приказал.
— Значит по принуждению.
— Да.
— А самим не интересно?
Пожал плечами.
— И вам не приятно провести день с красивой девушкой?
Авдеев кашлянул и сказал:
— Ну, скажем так, если бы не это я бы нашел возможность отказаться, потому что вышеуказанное обстоятельство несколько меняло дело.
— Ну и, слава Богу, кажется, мы пришли!
Точно так.
— Несмотря на будний день, на выставке было много посетителей, особенно детей; у гардероба стоял шум, как в школьной раздевалке. Авдеев помог Юлии снять плащ.
— Сейчас что, каникулы? — спросил он.
— Нет.
— Почему же так много детей?
— Как почему? Привели на выставку икон, приобщают к религии.
— Понятно, второе крещение Руси.
— Скорое возрождение.
— А знаете ли вы, Юлия, что в Византии из-за этих икон была серьезная заварушка, так называемое иконоборчество, борьба против культа икон.
— Что вы говорите? Когда же это было?
— В восьмом или в девятом веке, не помню точно.
— И что из этого следует?
— А то, что исторические процессы имеют очень опасную тенденцию, — они все время повторяются; вы же не станете отрицать, что эволюция человечества движется по спирали а?
— Не стану, — неуверенно произнесла Юлия.
— А теперь посмотрите туда, под потолок, видите телекамеру.
— Вижу, — испуганно сказала Юлия.
— Они все записывают.
— Кто они?
— Как кто, — понизив голос, сказал Авдеев, — масоны; когда начнется новое иконоборчество, они всех кто здесь был, вызовут. Ну, я положим, здесь по долгу службы, а вот с вас спросят по всей строгости нового закона.
— Да ну вас, — рассердилась Юлия, — все — то вы врете.
Бросив своего спутника, Юлия пошла к лестнице, ведущей на второй этаж, где было начало экспозиции. Авдеев проводил ее взглядом, разделся, и подошел к стойке гардероба; прежде, чем сдать одежду, он поднес к лицу плащ своей спутницы и вдохнул ее запах. Композиция египетских цветочных масел, составленная парфюмерами Франции, невозможное сочетание Востока и Запада превратилось в изысканную субстанцию, услаждающую обоняние, стык культур, — восточный аромат, доведенный в Европе до совершенства, исходил от славянской женщины.
Юлию он разыскал в одном из залов выставки, она стояла перед Троицей Андрея Рублева. Остановился за ее спиной и спросил:
— Медитируете?
— Нет, — ответила Юлия, — хотя, говорят, что от икон исходит энергия причем, от разных икон — разная энергия; не зря верующие выбирают себе какого-нибудь святого, некоторые отдают предпочтение Николаю — чудотворцу, а другие Казанской Божьей Матери, потому что аура у икон разная, одному подходит, другому нет, ауры разные.
— То-то я и смотрю, — заметил Авдеев, — что как-то мне не по себе, — это неправильная выставка; разве можно выставлять в одном помещении столько икон с разными аурами. Это к добру не приведет.
Юлия пристально посмотрела на него, и Авдеев смиренно замолчал. Глаза у девушки были серо- голубые, их можно было назвать миндалевидные, если бы они не были такими большими, казалось слишком большими для ее лица, какими-то кукольными, словно на складе не оказалось других глаз и художнику пришлось совместить милый русский вздернутый носик из сказки «Морозко», и глаза шахини Сурейи из новейшей истории. Она произнесла:
— Если бы вы не насмешничали попусту, я бы вам сказала кое-что.
— Не буду, — пообещал Авдеев.
— Точно?
— Абсолютно.
— Я чувствую энергию, исходящую от икон, она действительно у всех разная, у одних сильная, у других едва ощущается. Не верите?
Авдеев не ответил, но по выражению его лица было видно то, что он не верит. Юлия протянула ему вывернутую руку.
— Потрогайте мою ладонь.
— Зачем, — подозрительно спросил Авдеев.
— Потрогайте, — настойчиво сказала Юлия.
Авдеев осторожно взял ее руку.
— Ну?
— Холодная?
