него кровником, и он не собирался консультироваться ни с кем, тем более что был к тому времени на пенсии.
Подумать только: крохотная утечка данных время от времени, помноженная на отставного психопата… и все. Мне оставалось только провести зачистку осиротевших кланов, чтобы исключить возможность вендетты. А это было вовсе не сложно…
Да, этой комбинацией я горжусь по сей день.
– Дон? — Я, кажется, задремал; ребята стояли около скамейки, и на лице Владо Кота читалось явное беспокойство. — Вы в порядке?..
– Да, вполне… — откликнулся я, заставляя себя бодриться. В здоровом теле — здоровый дух; это верно и для юридических лиц. И я, душа Хозяйства, должен быть бодр, пока не подрастет Хайдар-Али. Не на Джанкарло же оставлять все…
– Может быть, вам стоит поехать домой? — подключился Слоник и тут же добавил, словно защищаясь: — И хозяйка волноваться станет!..
Ну что ж, пожалуй; в самом деле, не стоит волновать Бибигуль.
Ночью я не смог заснуть. Приснился крематорий и добела раскаленная печь, куда неторопливо заталкивали меня, живого еще, некие тени в красно-белом. И самое страшное, что не кричалось.
Закинув руки за голову, я лежал и глядел в потолок.
Почему-то вспомнился Холмс, хотя я и запретил себе думать о нем хотя бы дня три.
Он ведь ненавидел меня и, может быть, как раз потому, что все мои идеи обросли плотью, встали на ноги, и само существование Хозяйства стало оскорблением для меня, именно потому, что, вопреки всему, во что он верил, Хозяйство подписало мир с Его Величеством Законом, но пакт был заключен на моих условиях.
Лично я верю в закон, как в Бога. Там, где не соблюдается его буква, любая сволочь, возомнившая себя санитаром общества, может открыть пальбу по моим сотрудникам, может ворваться в дом и переворошить вещи, может, наконец, закрыть меня и выбить из пожилого человека все, что заблагорассудится. И сделает это, кстати, под радостный визг быдла, запуганного россказнями о «кознях мафии».
Этого не мог уразуметь Пак, и потому он стал лишним. Я же понял давно, и последние лет десять мои юристы если и имеют дело с Большим Жюри, то разве что по вопросам, связанным с налогами…
И в первую очередь я приказал изменить символику.
Одинокий волк был эмблемой Организации; Наставник гордился им, не соображая по скудоумию, что волков стреляют без предупреждения, тем паче если они одиноки.
На бланках Хозяйства — лошадь. Понурая, усталая коняга, готовая хоть сейчас в хомут.
И это, на мой взгляд, верно.
…Никогда не забуду тот день, когда я изложил свою концепцию дорогим коллегам. Они еще не поняли тогда, что наступили новые времена, и были, по-моему, не слишком довольны… Еще бы! Стол заседаний был столом, а не скопищем пойла с закусоном, а я встретил гостей сидя, без похлопывания по плечу и поцелуев, чем никогда не пренебрег бы Наставник Пак.
– Вопросы? — осведомился я, завершив короткий доклад.
Вопросы, естественно, были.
Как насчет бугров? [6] — от Рыжего Руффо, несостоявшегося кронпринца, приемного сына Наставника (памятник: вздыбленный лев на нефритовом пьедестале, южный сектор, по аллее налево).
Как насчет бобров? — от Кацуери, лейтенанта «торпед», тоже очень недовольного кадровыми перестановками (памятник: гранитная плита с иероглифами, юго-восточный сектор, сразу около синтоистской часовенки).
Как быть с лохами? — это интересовало всех.
– Отвечаю! — строго сказал я, побренчав колокольчиком. — Все просто…
Действительно, мои идеи были доступны даже для их мозгов; это уже позже я смог позволить себе обзавестись интеллектуалами.
С буграми, сказал я тогда, проще всего. Всенародно избранный пахан не простит покушения на свою власть, но никогда не поскупится оплатить услугу. К примеру: Конфедерация в претензии к Единому Союзу за дикие цены на обогащенный боэций. Это раз. Прямые поставки с Дархая в обход Союза исключены. Это два. Есть, конечно, свободные зоны, где за кума известный вам, господа, генерал Татао, но… вы же понимаете, идти на прямой контакт с ним — это же явный скандал. Ни один «грузовик» конфедератов даже близко не подойдет к орбите Дархая. И это три. Так что разве власти ДКГ не пойдут нам с вами навстречу в какой-либо малости, если транспорты Хозяйства нет-нет да и заглянут на огонек к нашему другу Тану?..
– Вопросы? — терпеливо повторил я.
На сей раз вопросов не последовало. В тишине отчетливо слышен был натужный шорох извилин. Дорогие коллеги мыслили.
– С бобрами будем разбираться индивидуально, в рабочем порядке, — сообщил я. — А вот слово «лох», господа, убедительно прошу забыть. Лохов нет. Есть порядочные, работящие люди. Такие же, между прочим, как мы с вами…
И эта простая посылка была краеугольным камнем моих задумок. Главная задача Хозяйства, указал я, — развлечения. Жизнь человека коротка, и прожить ее он должен весело, чтобы не было мучительно стыдно умирать и было что вспомнить потом. Ограничивать потребителя в удовольствиях — жестоко и недемократично. Если, конечно, у него есть деньги. Да, мы специализируемся на запретных плодах, но мы же никому их не навязываем — к нам идут сами. Да что там идут! Бегут со всех ног! Если мне взбредет в голову завтра закрыть питомники розовых сотюшек на Париэке или, скажем, клубы сийсийного массажа на Фрэзе, — тамошние власти будут мне в ноги кланяться, но миллионы простых граждан восплачут. А это плохо, когда страдают живые люди. В нашей работе главное, чтобы люди были довольны!
Впрочем, об эстетах мы тоже заботимся. Большинство постановок великого, на мой взгляд, Топтунова финансировано мною, и мы с Аркадием Гершевичем любим порой посидеть за ломберным столиком, обмениваясь своими стариковскими новостями…
…Спустя год Хозяйство прочно стояло на ногах. Да что там прочно! В структуру попросились коллеги из Союза, и по сей день моим первым вице является приятнейший господин Копченый Вахтанг Янисович. Пусть формально, но ему принадлежит даже право вето. А в том, что он все больше дремлет, даже на коллегиях, мирно попахивая фирменной наливкой Бибигуль, так в этом нет моей вины; таковы уж они, наши коллеги с той стороны, и с этим приходится мириться…
Сбоев не было. Они появились позже. Совсем недавно.
Лет пять назад пошла полоса случайностей, странных, необъяснимых. Кто-то явно начал ставить нам палки в колеса. Загорались склады, исчезали караваны, ни с того ни с сего умирали опытные сотрудники. Я понял: у нас появился серьезный конкурент. Навел справки. Тщетно. Мои личные друзья из высоких кабинетов недоуменно пожимали плечами, и в искренности их не приходилось сомневаться — от понижения прибылей они теряли не меньше, чем я. Если не больше. Провел ревизию Хозяйства. Зря. Ряды были сплочены, как никогда, оппозиции — ни в намеке.
Зато, как и следовало ожидать, начался отток клиентуры. Впервые за годы существования Хозяйство слегка недовыполнило план. Понизился процент посещаемости, да и прочие показатели оставляли желать лучшего. Это припахивало возможным кризисом, но главное — укусы учащались…
Я не стал созывать коллегию. Дело было слишком важным. Посоветовавшись с Бибигуль, я позволил протечь информации о месте расположения крупной фабрики галлюцина. Как мы с женой и ожидали, на фабрику состоялся налет, но на сей раз налетчики попались. С ними поговорили обстоятельно и без церемоний, но — как ни странно! — сломался только один, остальные подыхали, бормоча что-то невнятное. Да и заговоривший особой связностью речи не отличался. Из груды бессвязицы определенную ценность представляло только упоминание о Клубе Гимнастов-Антикваров.
Эксперты тщательно изучили всю информацию об этих ненормальных, проанализировали их брошюрки. Полистал кое-что и я. Бред этот, говоря откровенно, напоминал мне последние выступления Наставника. Правда, в последние дни жизни у того бывали и здравые мысли. К примеру: «Попытка не
