Вопрос решился сам собой: в такси проворно уселась дородная дама, а пелена, которую Ханна сначала приняла за туман, оказалась стеной проливного дождя. Он так и не прекратился с утра. Резкие порывы ветра довершали картину. На тротуаре в ожидании такси стояли еще два человека. Присоединяться к этой компании не было никакого желания.
– Подвезете? Прекрасно. Большое спасибо, – улыбнулась Ханна.
– Тогда ждите здесь. Мокнуть обоим нет никакого смысла.
– Вы забыли, что я восемь лет прожила в Лондоне? Дождь для меня родная стихия.
– В случае дождя каждый лондонец как фокусник вытаскивает зонт – кто из портфеля, кто из кармана, кто из рукава. Теперь зонты складываются до размера карточной колоды. Только самые консервативные граждане ходят с зонтом-тростью. У нас, в Канберре к таким фокусам не привыкли. Ну что, есть у вас зонт?
– Нет, я…
– Так я и думал. Тогда стойте и ждите.
Он ушел так быстро, что Ханна не успела что-либо возразить. Она стояла в нерешительности, поджидая, когда из плотной дождливо-сумеречной завесы появится бордовый автомобиль. Ее разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, была опасность разговора о Стиве и Джине, с другой… С другой стороны, Ханне почему-то приятно было думать, что еще пятнадцать—двадцать минут она проведет в обществе этого человека, в теплой, комфортной машине, беседуя на отвлеченные темы. В больнице они говорили сугубо профессионально. Интересно, что представляет собой Иден Хартфилд как человек, а не как врач, мелькнуло у нее в голове, и она вздрогнула:
– Черт возьми, уж не увлеклась ли я… Подъехал Хартфилд. Ханна быстро вскочила в машину, но за эти несколько секунд дождь успел покрыть ее пышные темные волосы сеткой мелких серебристых бисеринок.
– Надо же, как поливает! Вы, наверное, промокли, пока ходили на стоянку, – заметила девушка, покосившись на влажные следы дождя на его пиджаке, который он снял и повесил на плечики в глубине салона.
– Я сейчас включу «печку». Высохнем и согреемся, – отозвался Хартфилд.
Ханна поежилась, сознавая, что действительно замерзла: легкий жакет – не лучшая одежда при такой погоде, а тонкая черная юбка не закрывала и коленей. Она пыталась ее одернуть, но безуспешно.
Когда автомобиль выезжал на автостраду, в салоне было уже совсем тепло. Ханна расслабилась, уселась поудобнее… и вдруг поняла, что голодна.
– Я сегодня забыл про ленч, – признался Иден, будто угадав ее мысли.
– Очень плохо, – притворно строго сказала девушка.
– Да? А вы, наверное, съели обед из трех блюд? – недоверчиво улыбнулся он.
– Ну… я… вообще-то я ограничилась яблоком и парой печенюшек, – пришлось сознаться ей.
– Оно и видно. Вы бледны, и у вас голодные глаза – так же, как у меня.
– О Господи!
– Извините, если это прозвучало грубо. Но бледность идет к вашим глазам. Антрацит на бледном фоне, в ореоле черных волос… м-м!
– Ого! Тогда, пожалуй, я вообще отменю все дневные трапезы. Красота требует жертв.
– Умоляю, не делайте этого! – засмеялся Иден. – А теперь, чтобы убедиться, что вы сегодня вечером не забудете поесть – да-да, я вижу, сколько литературы вы набрали! – я сначала отвезу вас в ресторанчик, где мы оба сможем нормально подкрепиться, и только потом доставлю домой.
– Это что – официальное заявление или все-таки приглашение?
– Это приглашение, которое вы обязаны принять. Я же слышу, как у вас в желудке урчит!
– Боже, да что вы такое говорите! – Ханна не знала, смеяться или негодовать.
Хартфилд снова засмеялся.
– Ничего-ничего, может, это у меня. Тем более вы должны проявить милосердие. В холодильнике у меня шаром покати, а ходить в ресторан в одиночестве я ненавижу.
Отказаться? Но почему? Зачем?
– В таком случае с удовольствием присоединюсь к вам.
После обсуждения достоинств итальянской пиццерии, китайского и тайского ресторанов они остановили выбор на последнем, хотя это означало еще десять минут езды в противоположном направлении. Ресторанчик им очень понравился. В этот будничный вечер в нем было пусто и тихо. Кроме Ханны и Хартфилда в зале сидела только еще одна пара. Ужин проходил на редкость приятно. Десять дней назад Ханна не поверила бы, что с таким спутником можно чувствовать себя уверенно и естественно. Иден без слов дал понять, что не хочет обращаться к тяжелой теме отношений Стива и Джины. А когда Ханна вдруг заговорила о работе, он нахмурился, не желая углубляться в служебные дела.
– Ну и отлично! – обрадовалась девушка. – Просто я привыкла постоянно думать о клинике.
И оба с удовольствием принялись болтать обо всем на свете. О национальной кухне, об архитектуре Канберры, о машинах, о загородном коттедже на берегу океана… Иден с невольной гордостью сообщил, что совсем недавно стал владельцем прекрасной виллы.
– Побережье! Океан! – с восхищением воскликнула Ханна. – Как же я вам завидую! Я уж позабыла, как выглядит настоящий австралийский пляж!
– Так вспомните! Вот приезжайте… – начал он, осекся и закончил – …на любой приличный курорт этим летом.
– Обязательно. Песок, прибой…
– Теперь множество хороших мест, можно выбирать между четырехзвездочными отелями и скромными туристскими комплексами. Было бы желание.
Сначала Хартфилд хотел сказать совсем другое. И он видел, что Ханна поняла это. А Ханна видела, что Иден нарочно растягивает полбокала вина, которое они заказали, стремясь отсрочить конец трапезы, и удивляясь самой себе, делала то же. Обоим было не по себе от безмятежного чувства, которое захватило их сегодня вечером; захватило настолько, что он только что чуть было не пригласил ее погостить у него на вилле, а она чуть ли не огорчилась, что он этого не сделал, ибо его приглашение она приняла бы с восторгом. Такое возможно только в холодный дождливый вечер, только в стенах уютного ресторанчика… Они еще ощутят неловкость, которая придет позже, при свете дня.
Ханна следила глазами за Иденом, смотрела, как он собрал вилкой остатки риса в тарелке, потом подцепил последний кусочек цыпленка. Даже в том, как он ест, Ханна не увидела ни одной неприятной черточки. Он нравился ей каждым движением, каждым словом… и это ее беспокоило.
Хартфилд положил приборы, глянул на тарелку своей спутницы и сказал:
– Пожалуй, надо было выбрать пиццерию. Честное слово, я не хотел вас так долго задерживать. И вот нарушил вам спокойный вечер. Завтра операция к тому же.
– Это из-за вина наш ужин затянулся, – ответила Ханна. – Одного маленького бокала хватает, чтобы застрять в ресторане на час. Впрочем, я готова. Пойдемте.
– Да что вы! Вы обязательно должны доесть.
– Нет, в самом деле…
В общем, они просидели за столиком еще минут пятнадцать, потом со смехом бежали под дождем к машине… Ханна размышляла, жалеет ли Хартфилд о том, что этот ужин закончился. Она вдруг вспомнила, что собиралась вечером просмотреть кипу медицинских журналов и бюллетеней, и это вызвало в ней досаду. С большим удовольствием она отправилась бы сейчас потанцевать. Но осуществить эту сумасбродную идею в Канберре вечером среди недели было невозможно, к тому же Ханна приказала себе сдерживаться. Как справедливо напомнил Иден, завтра с утра операция. Завтра они примутся латать лицо Дженис Питерс.
Но оказалось, что вечер еще не закончен. Не успели они сесть в машину, как раздался звонок. Хартфилд взял трубку радиотелефона.
– Неужели из клиники? – успел проговорить он и замолчал, слушая далекого собеседника.
Ханна вдруг увидела, как напряглась его спина, заметила, как изменился голос, как пальцы нервно забарабанили по приборному щитку, потом пригладили густую, темную шевелюру.
– Да, Салли, конечно. Я еду.
