— Я действительно надеюсь уговорить вас остаться.
— О! А!
Баронесса в изумлении уставилась на доктора, потом на дочь. Начав, кажется, понимать, она достала из лилового бархатного ридикюля табакерку, чтобы за понюшкой обдумать дальнейший образ действий.
— А-я-яй, доктор, — сказала она не без иронии. — Вы нас просто поражаете своими советами. Значит, теперь не вредно оставаться?
— Вредно. Для меня.
Это опять была галантность, которую нельзя принимать всерьез, и баронесса ответила в том же тоне, грозясь сложенным зонтиком:
— Вот притворщик. А по виду ведь и не скажешь. Но мы перехитрим вас: нарочно послушаемся самого неискреннего совета и не поедем.
— Я просто счастлив буду.
— Да ну вас, фарисей! Вы же на нас и не глядели.
— Занят был очень, баронесса… но теперь обещаю исправиться.
— Мы вам не верим, — вмешалась Кларика.
Так, пикируясь, дошли они до 'Мраморной богини'. Попугай же, настигнутый водяной струей, с пронзительным верещаньем перелетел на крышу виллы 'Позен'.
— Остаетесь, значит? — еще раз переспросил доктор при прощанье, целуя баронессе руку. — Дайте слово, что останетесь.
— Ладно, посмотрим! — рассмеялась она весело.
— Где вы ужинаете?
— Как всегда, в 'Золотом яблоке'.
— Я присоединюсь к вам, если позволите.
— Очень рады будем. Значит, до свиданья!
Он поклонился и протянул руку Кларике, которая с кокетливой робостью девочки-институтки вложила в нее свою, прижавшись к матери, точно боясь, как бы доктор не позволил себе какой-нибудь вольности.
Бедный доктор! Не успели его шаги замолкнуть, как девочка-институтка встряхнулась, будто сказочный конек-горбунок, и превратилась в сверкающую глазами фурию, которая, уперев руки в боки, яростно прошипела:
— Ах, подлец!
Маменька медленно подымалась рядом по плетеной дорожке, тяжело переводя дух на каждой ступеньке. Наконец на последней остановилась и вопросительно взглянула на дочь.
— Ну, так что же?
— Он женится на мне, — торжествующе ответила Клара.
КОРОЛЬ ЯНОШ
Бланди остались в Приксдорфе. Не пофлиртовав даже недели, доктор попросил руки Кларики и получил согласие. Еще недели через две состоялось венчание в приксдорфской церквушке, в тенистом дворике которой братья францисканцы любили перекинуться в картишки.
На бракосочетание прибыли оба брата Меньхерта — землемер и адвокат. А со стороны невесты — старший ее брат, уланский корнет Криштоф Бодрогсеги, чей полк квартировал в Инсбруке, и дядя, родной брат баронессы, Янош Кирай. Баронесса была младшей дочерью трансильванского исправника Арона Кирая, и в лучшие дни ее не без основания величали 'прекрасной королевной ['Кирай' — король (венг.)].
Янош Кирай, а в просторечии 'король Янош', был благообразным, живым и румяным седым старичком с маленькими глазками и слыл величайшим пройдохой во всей Трансильвании. Родись он и взаправду в королевской постели, вся Европа, наверно, стонала бы от его коварных подвохов, изощренных хитросплетений и далеко идущих планов, построенных на свойствах и слабостях натуры человеческой. Но король Янош, благодарение богу, был всего лишь бургомистром трансильванского городка Сент- Андраша.
Зато уж там он был сам себе хозяин. Бразды правления держал крепко, что твой Наполеон. Его не любили, но боялись; он умел внушить уважение. Бывал и жесток и деспотичен, но, правда, лишь в скромных, отведенных ему пределах.
Если б сент-андрашские куры вели летопись, Янош Кирай занял бы в ней место Ирода. Однажды, когда министр внутренних дел остановился в городе на ночлег, Янош, по словам корнета Криштофа, велел под барабанный бой объявить на всех перекрестках:
'Доводится до сведения жителей улицы Чапо, что под страхом строгого наказания надлежит до восьми вечера прирезать всех петухов'.
Denique [Короче говоря, итак (лат.)], петухов перебили, чтобы не обеспокоили ночью его высокопревосходительство своим кукареканьем.
Горе кур не поддается описанию. Ведь даже из осажденного Магдебурга каждая женщина получила право хоть одного мужчину вынести![27] А тут ни единого петуха не осталось.
Да, Янош Кирай прирожденным королем был, под стать древним тиранам! Попробуйте только представить, что получилось бы, если б у него вместо бургомистерского жезла под рукой оказалась гильотина, а вместо гайдука в синей аттиле[28] — целая армия!
Но «если» это только «если». Силой и властью он и без того обладал достаточной. Его наловчившиеся в разных плутнях руки протягивались далеко за пределы городка, и сколько хватал вооруженный глаз с колокольни, — это все его было. Разными правдами и неправдами подчинял он себе, своей воле людей, хотели они того или нет.
В Приксдорф он прибыл утром накануне свадьбы и в тот же день вечером уехал. Только на свадьбу и явился: что поделаешь, неотложные дела в Будапеште.
Королевского в короле Яноше ничего не было, только голос — даже здесь, в чужих краях, хрипловато-повелительный, да усы торчком, как у Иштвана Батори.[29]
Баронесса с дочерью, прихватив жениха, поехали встречать его на станцию.
— Это большой человек, — предупредила она. — Полюбезнее с ним будьте.
— А почему его «королем» называют? — полюбопытствовал Катанги.
— Просто имя перевертывают, потому что дома, в Сент-Андраше, у него огромное влияние.
Тут же, на вокзале, ему представили нашего героя.
Король Янош облапил его, потискав сердечно в объятиях.
— Ну? Ты тот самыми Альвинци?[30] Прекрасно, прекрасно.
Потом оглядел его с ног до головы и, довольно похохатывая, хлопнул по спине.
— Ну, брат, везучий ты, я тебе скажу, красивую женку отхватил; но если не хочешь быть у нее под башмаком — смотри не давай маху!
Они уселись в поданные к станции пролетки: старики и братья в одну, молодые в другую.
Венчание было назначено на половину первого, и времени только-только хватило переодеться. Жених и невеста явились в дорожном платье, хотя уезжать никуда не собирались: скорее просто хотели подчеркнуть, что венчаются не дома. Старик решил парадный дворянский костюм надеть, раз уж привез. Старинная шапка с плюмажем из перьев цапли и медная сабля произвели на зевак большое впечатление (больных почти уже не осталось в Приксдорфе).
— Шах персидский! — перешептывались в толпе (старик и правда на него смахивал).
После обеда в тесном семейном кругу в отдельном кабинете ресторана 'Золотое яблоко' родственники разъехались. Уехала и баронесса, оставив дочь на попечение мужа.
