грудью, свойственная параноидно-шизоидной позиции, сменяется тревогой, связанной с переведенной во внутренний план матерью, которая в восприятии ребенка «является ранимой, повреждаемой, подверженной опасности уничтожения или уже уничтоженной и утраченной навсегда». У ребенка возникает чувство вины, а свойственные ему ранее формы защиты образуют маниакальную защиту. Разделение целостных объектов на неповрежденные живые и поврежденные (умирающие или мертвые) становится защитой от депрессивной тревоги.
В рамках депрессивной позиции ребенок сталкивается с конфликтами, виной и печалью. Его способность переносить тревогу в определенной степени детерминирована более ранним развитием. Если это развитие не характеризовалось избыточной тревогой преследования, то в силу интеграционных процессов ребенок оказывается способным интроецировать целостные объекты и тем самым преодолевать депрессивную позицию. Если он не справляется со множеством тяжелых ситуаций тревоги, то «может иметь место сильная регрессия от депрессивной к параноидно-шизоидной позиции», что может сказаться на последующем развитии ребенка.
В психоаналитической литературе депрессия соотносится с утратой человеком интереса к внешнему миру и усилением упреков по отношению к самому себе. Утрата интереса к внешнему миру сопровождается поглощенностью Я внутриличностными переживаниями и страданиями, связанными с понижением чувства собственного Я. Усиление упреков по отношению к самому себе находит отражение в самокритике, унижении перед другими людьми, ожидании отверженности, изгнания, наказания. В состоянии депрессии у человека наблюдается тенденция к болезненному самоуничижению, самокомпрометации и моральному осуждению самого себя.
При невротической депрессии амбивалентный конфликт между реальной реакцией на утрату объекта любви и регрессией к нарциссическому отождествлению принимает такую патологическую форму, при которой само страдание становится садомазохистским удовольствием, сопровождающимся опустошением Я до полного оскуднения. Как замечал З. Фрейд в работе «Скорбь и меланхолия» (1917), «на таких депрессиях при неврозе навязчивых состояний после смерти любимого человека мы видим, к чему приводит амбивалентный конфликт сам по себе, если при этом отсутствует регрессивное втягивание, убирание либидо».
Патологические проявления депрессии могут характеризоваться чередованием меланхолических и маниакальных фаз, развитием маниакально-депрессивного психоза, циклического помешательства и других аффективных расстройств.
Американский психоаналитик Р. Шпитц (1887–1974) ввел в психоаналитическую литературу представление об анаклитической депрессии, под которой понимается отсутствие в раннем детстве опоры на отношение привязанности ребенка к матери. Анаклитическая депрессия связана с отрывом ребенка от семьи при его помещении в ясли. По мнению Р. Шпитца, высказанному в статье «Анаклитическая депрессия» (1946), возникающая у младенца в период второго полугодия жизни данная депрессия является результатом нарушения развития, вызываемого разрывом связей с матерью и утратой интереса к общению с людьми.
Некоторые специалисты в области детского анализа, в частности, Т. Фэлд, Л. Крэйслер и др. считают, что инфантильная депрессия может иметь место не только у шестимесячных детей, но и в более ранний период жизни, у двухмесячных младенцев. О ее проявлении свидетельствуют застывшее выражение лица, отворачивание взгляда, замедленность движений, отсутствие улыбок и смеха.
Исследования современных психоаналитиков показали, что ранняя депрессия у детей может наступить не только при разлуке ребенка с матерью, но и при его контакте с ней в том случае, когда ее физическое присутствие сопровождается ее духовным отсутствием, как это случается, например, при погружении матери в депрессию по причине аборта, смерти другого ребенка или в силу иных обстоятельств жизни.
Инфантильная депрессия часто является прототипом всякой депрессии взрослого человека, свидетельствующей об упадке его жизненных сил, инстинктов, влечений.
Э. Фромм (1900–1980) отметил то обстоятельство, что довольно часто в клинической практике встречается хроническая невротическая депрессия, отличающаяся тем, что больной не осознает ни причин своей депрессии, ни сам факт заболевания. Такие больные даже не замечают, что они чем-то подавлены. В этом случае специалисты говорят о «замаскированной депрессии» или «депрессии с улыбкой». Рассматривая случаи подобной депрессии, Э. Фромм считал вероятной гипотезу, в соответствии с которой даже самые трудные случаи такого заболевания (при одинаковых семейных обстоятельствах) встречались бы реже и в менее острой форме, если бы «доминирующими настроениями в нашем обществе были надежда и любовь к жизни». Однако, как подчеркивал он в работе «Анатомия человеческой деструктивности» (1973), в последнее время наблюдается прямо противоположная картина, создающая «благоприятную почву для индивидуальных депрессивных состояний».
При дереализации внешний мир предстает перед человеком в качестве чего-то застывшего, смутного, бесцветного, безжизненного, ненастоящего. В незнакомой обстановке у человека может возникать ощущение, что эта ситуация знакома, и, напротив, хорошо известная обстановка воспринимается как увиденная впервые и чуждая.
В состоянии дереализации нарушается восприятие не только пространства, но и времени, когда оно кажется быстротечным, стремительным сиюминутным или бесконечно тянучим, медленно проходящим, затяжным. Дереализации может сопровождаться растерянностью и страхом, легким и тяжелым психическим расстройством.
Дереализация тесно связана с деперсонализацией, являющейся искаженным восприятием человеком самого себя. Они могут сопровождать друг друга, приобретать одинаковую форму интенсивности или быть различными по силе и яркости выражения. Поэтому при психоаналитическом рассмотрении дереализации, как правило, в поле зрения исследовательской и терапевтической деятельности оказывается и феномен деперсонализации. Типичным примером в этом отношении могут служить статьи, имеющие одинаковое название «Деперсонализация и дереализация», опубликованные С. Салиным в 1962 г. и Дж. Арлоу в 1966 г.
