— И не кури тоже, пожалуйста, — сказала Ира.
— А ты что?
— Еще один чертик! — ответила Ира.
— А она — еще одна совесть? — уточнил Дима.
— Нет, я — нечто среднее. Достаю и чертиков, и совесть, — ответила я.
— Так, похоже, я уснул в вожатской, — вздохнул Дима.
Девчонки захихикали в подушку.
— О, целуются с Подушкой! — ревниво взвизгнула я.
Хохот грянул разом, Подушка хлопал глазами.
— О, не дошло, — сказала я. Хохот грянул второй волной.
Мы ушли к украинкам и расселись по местам. Меня позвала Ксюша. Я повернула голову и потянулась к ней.
— Что, полазучка проснулась? — злорадно спросил Подушка.
Мы с Ирой так и застыли, кто в какой позе, причем Ира медленно скатилась 'в обморок'.
— Ты сам-то понял, что сказал? — переспросила я.
— Ну что? Полазучка проснулась? — повторил эстонец.
Ирка повторно грохнулась 'в обморок'. Подушка отвлекся, я подошла к Ксюше.
— Что? — спросила я.
Она чем-то весело помахала передо мной.
— Что?
— От эстонцев заразилась? — усмехнулась девушка.
— Нет, это у меня свое, — гордо ответила я. Скорее уж они от меня заразились!
Мне показали оранжевый лак, светящийся в темноте. Мое лицо сначала вытянулось, а потом засияло улыбкой не хуже лака. Я рьяно закивала головой. Взяв бутылочку, я подошла к Подушке и пшикнула ему на руку.
— А-а-а-а! — заорал парень, тряся рукой.
Я радостно набрызгала чудо-средство Ире на волосы. Теперь по комнате разнесся спаренный вопль, чуть позднее — всеобщий. Я щедро побрызгала на все, что движется, крики перешли в совсем неприличный диапазон. Н-да, и на себя не пожалела, особенно отличились кроссовки. У Иры все осело на лице, и лишь глаза зияли темными дырами. Подушка оказался одноруко-светящийся, вторая была в пятнышко. Одна девушка, измазавши руку, поделилась лишним с Подушкой, оставив прекрасный отпечаток руки на его груди. Я изобразила, что оставляю светящийся отпечаток кроссовки на его пятой точке. Эх, жаль, средство кончилось…
— Круто! — заключили все.
Наигравшись всласть, мы пошли смывать. Около вожатской нашу скорбную процессию увидел Дима.
— Вы куда? — спросил он дрожащим голосом.
Ира повернулась к нему, пошире раскрыв глаза и рот. Дима отшатнулся, я потопала ногами, он удивленно посмотрел на мои сияющие кроссовки.
— Ну что? — спросил у него Подушка, пока Дима пялился на отпечаток чье-то руки на груди Подушки. Дима вторично шарахнулся от мужского голоса откуда-то сверху. Вожатый поскорее скрылся в вожатской, а мы спустились вниз и зашли в туалет. Долго и тщательно наводили марафет, смывая лишнее и добавляя, кому где надо. Ира умылась, поделилась со мной краской, дабы волосы сверкали и у меня. Я подновила шнурки, чтобы они сияли еще ярче. Кто-то растирал пятнистую окраску до равномерной, кто-то стирал лишнее, рисуя замысловатые рисунки светом или тенью.
— Да сядь ты на унитаз! — шикнула Ира на Подушку и густо намазала ему пряди у лица и самые кончики волос. Отлично смотрится!
Мы вернулись в комнату. Полный кошмар, зато сразу видно, кто где! У каждого свои отметины. И пол отлично видно.
— Идемте мелких попугаем! — предложила Ира.
И тут грянул гром.
— Кажется, дождь собирается! — в один голос сказали все девушки, находившиеся в комнате.
Мы спустились и прошлись по комнатам, впечатлительные мелкие тут же поинтересовались историей отпечатка на Подушке.
— А это одна девушка так падала, — ответил парень.
— Я еще вот так хотела упасть, — я продемонстрировала всем светящийся кроссовок, занесенный для прицельного пинка по едва мерцающим шортам Подушки.
Тут ливанул дождь, и мы радостно высыпали на улицу. Разводы светящейся воды весело потекли по асфальту.
— Светящиеся разводы… — хмыкнула я.
— Ну вот, за развод денег не берут! — рассмеялась Ира.
Мы промокли до нитки и отправились наверх. Диму хватил Кондратий.
— Вы откуда такие? — ужаснулся он.
— С улицы.
— С улицы.
— С улицы.
— С улицы.
— С улицы.
— С улицы.
— О-о, белочка, белочка, белочка, белочка! — протянула Ира.
— Ой, как же там белочки на кипарисе, на пальме, на проводе? — посетовала я.
— Что-что? Белочек нет, не узнаем, как они там! — стряхивая с себя воду, проворчал Подушка.
— О! Кипарис! — наградила орденом за торможение Подушку.
— Это новый эквивалент 'эстонца'? — спросила Ира.
— Угу, — кивнула я.
Подушка продолжал стряхивать воду на меня!
— Хватит брызгаться! — воскликнула я. — Cними штаны и выжми их в туалете! Отлей лишнюю воду из штанов!
Подушка посмотрел на меня, как на умалишенную, и уселся на тумбочку.
— Это чтобы я еще и поскользнулась! — похвалила я.
Ира вытолкала Подушку, чуть не спустив с лестницы. Скользкие кроссовки, однако! Вскоре он вернулся с мятыми штанами. Я еле сдержала хохот и согнулась пополам.
— Ты чего? — удивилась Ира, я потыкала ей назад. — Прф-ф-ф-ф…
Мы с ней захихикали вместе. Одеяло собрался куда-то идти. Хлюп-хлюп, шьютьк.
— Ой, гляди, сейчас на шпагат сядет! — встрепенулась я.
Одеяло поспешно подобрал ноги.
— А-апчхи! — чихнул Подушка. — Вот простужусь из-за вас!
— Ну и что? В изолятор идти — еще больше простудишься под дождем, — пожала плечами я.
— А-ап… — но на получихе парень передумал и понурился.
Мы принялись сушиться. Фен среди ночи был очень шумным. Разогрели распрямитель, и Ира цапнула первую прядь. Пш…
— Ой, а чего они шипят? — отдернула руку с распрямителем Ира.
— Правильно, вода на распрямитель! — хохотнула я.
Ира провела распрямителем по все длине волос. Пшшшшшш… Подушка шарахнулся в сторону.
— Да-да, я тут гремучей змеёй подрабатываю на полставки, — покивала Ира, распрямляя вторую прядь с таким же шипением. От волос повалил пар.
— Господи, мозги вскипели, — пробормотала я. — Ир, — мне пришла в голову интересная мысль.
— Н-да, я разочаровалась в распрямителе. Слишком долго, да еще и волосы как железные, фиг разлепишь, — вздохнула она. — А давай….
