морды придворных, в спальне — полным-полно солдат. Я разозлился, конечно: и тут ведь покоя не дают. Это уж потом стало ясно, в чем дело... Паллантид на уши поставил всю Аквилонию. Гонцов разослал во все стороны, Пелиаса вызвал... Нет, конечно, все правильно сделал. Но чувствую я себя теперь какой-то редкостной безделушкой, хрупкой и недолговечной. Чуть что — и все трясутся: как бы не раскокать... Куда проще было, пока никто обо мне не заботился.
Конан залпом опрокинул в рот содержимое принесенной кружки, с грохотом поставил ее на стол. Вытерев рот рукавом роскошной рубашки, он выругался, помянув Нергала и все части его тела. Кербалл, с улыбкой наблюдавший за ним, изобразил фальшивое участие:
— Как это, наверное, трудно — быть королем, Конан, я тебе очень сочувствую...
— Проклятие, хватит насмехаться надо мной! Ты и понятия не имеешь, насколько это нудно. Хотя зря я жалуюсь, ведь сам этого хотел. Сам занял этот проклятый трон... И буду последним ублюдком, если не наведу в этом бардаке порядок... Так что не о чем жалеть. Тем более что у нас, как я посмотрю, появилась возможность попутешествовать, развеяться. Слушай...
Кербалл выслушал рассказ Конана с каменным выражением лица, но в глазах его то и дело вспыхивали веселые огоньки. Когда Конан закончил говорить, его побратим удовлетворенно крякнул и хлопнул по столу ладонью. Стол выдержал, но в разговорах остальных посетителей опытное ухо Конана уловило некоторую нервозность. Кербалл тоже заметил это и рассмеялся:
— Да, — сказал он, — я тебя понимаю. Это действительно хороший повод, чтобы сбежать из твоего тихого городишки. Народ смотрит на меня здесь как на ярмарочную обезьяну. Женщины тащат меня в постель, а потом наверняка делятся мнениями о том, насколько мы, киммерийцы, отличаемся от цивилизованных мужчин. Местные забияки, когда рядом нет тебя, изо всех сил стараются завязать со мной ссору. Ты уж извини, пришлось тут пару черепов твоим подданным раскроить. В общем, мне надоела эта суета — уж слишком много народу. Буду только рад смыться отсюда вместе с тобой.
В этот миг в заведение вбежал разряженный в пух и прах паж, исполнявший обязанности посыльного во дворце. Мелкими шажками подойдя к Конану, он отвесил церемонный поклон. Тот поморщился:
— Ну выкладывай!
— Мой король! — произнес паж, снова кланяясь. — Тебе просили передать, что во дворец приехал великий маг Пелиас.
— Хорошо, мы идем. — Конан повернулся к другу: — Ну что, Кербалл, сейчас ты познакомишься с одним из немногих колдунов, которых я могу еще хоть как-то переносить.
Они встали и двинулись к выходу. На столе Конан оставил золотой. Несмотря на все уговоры хозяина заведения, он отказывался есть бесплатно. «Если сам король не платит по счетам, — говорил он, — как можно ожидать от подданных уплаты налогов?»
Когда киммерийцы вышли, весь кабачок тут же начал обсуждать, зачем королю понадобился Пелиас. Пошел слух (пущенный Пал-лантидом), что король наконец решил жениться и с помощью мага хочет найти подходящую невесту. Полная чушь, но спорили об этом с пеной у рта...
Глава третья
На самом деле посыльному следовало бы сказать: «Пелиас прибыл», так как чародей редко использовал такие банальные средства передвижения, как колесница или верховая лошадь.
Будучи незаурядной личностью, великий маг любил позабавиться, выбирая всякий раз новые эффекты, сопровождавшие его появление. А надо сказать, воображение у него было богатое... Но сейчас ему пришлось поторопиться: дело казалось срочным. Поэтому Пелиас отбросил баловство и появился посреди тронного зала весьма скромно: просто возник из воздуха. Обычно Конана, откровенно скучавшего на официальных приемах, очень забавляло, когда чопорные придворные начинали вдруг метаться, как сумасшедшие, обнаружив под ногами, например, тьму гнусных пауков. Правда, в Тарантии Пелиас появлялся редко и только по особому приглашению короля.
Сегодня приглашения не понадобилось. Едва только минули события этой ночи, как великий маг узнал о них и отправился в путь. Поэтому мчавшийся на перекладных гонец, отправленный Паллантидом в Коф, рисковал прибыть в пустой замок.
Представление о волшебнике его ранга как о седовласом старце в расшитой звездами мантии Пелиас решительно опровергал. На вид ему было не больше сорока лет. Стройный, среднего роста, он имел утонченные манеры. Длинные пальцы и благородные черты лица говорили о происхождении из знати. Одевался маг со вкусом, избегая ярких красок и аляповатых украшений. На этот раз он был одет строго и скромно.
* * *
Король, войдя в тронный зал, сразу заметил мага. Тот задумчиво разглядывал огромный гобелен, висевший на стене. Вышивка изображала переломный момент битвы при Шамаре, когда Конан зарубил Страбонуса прямо в окружении его личных охранников. На гобелене кофийский король падал с коня с разрубленным черепом, а Конан величаво вздымал огромный меч, глядя на поверженного врага сурово и в то же время печально.
У киммерийца гобелен вызывал стойкое отвращение, и хотя художественные достоинства его были несомненны, правдивостью он явно не отличался. Начать с того, что король Аквилонии был изображен без шлема, а в той битве только тяжелый шлем и спас Конана, когда Страбонус ударил его секирой. Доспехи сражающихся, изображенные до мельчайших подробностей (наверняка художник часами сидел в оружейной, делая эскизы), сияли полированной сталью, на самом же деле к этому времени черный панцирь Конана был сплошь забрызган вражеской кровью... В общем, картинка-зазывалка для новобранцев: страшное лицо войны на ней было прикрыто бумажной маской. Советники настояли на том, чтобы повесить ее в тронном зале. После долгих уговоров король согласился, но приказал отвести для гобелена заднюю стену, чтобы, сидя на троне, не видеть этого безобразия. Он считал, что художник должен либо раскрывать всю правду, либо не браться за дело вообще...
Пелиас с улыбкой рассматривал изображение, сложив руки на груди. Одеяние его состояло из черного бархатного камзола и таких же свободных штанов, заправленных в мягкие высокие сапоги. Пояс, стягивавший талию великого мага, был отделан тонким серебряным шитьем. Это было единственное украшение его костюма, если не считать витой рукояти прямого тонкого кинжала, заткнутого слева за пояс. Темные длинные волосы Пелиас стянул в хвост на затылке. Его странные глаза, менявшие цвет в зависимости от настроения, сегодня были изумрудно-зелеными. «Хороший знак», — подумал Конан, и тут же цвет глаз начал меняться. Они сделались непроницаемо черными. Пелиас повернул голову и глядя на короля произнес:
— Оно рядом.
Конан не стал уточнять, что маг имел в виду. Надо будет, расскажет сам. Но поведение Пелиаса не предвещало ничего хорошего. Уж в этом-то Конан не сомневался.
Маг поднял руку и некоторое время внимательно разглядывал свои ногти, потом снова посмотрел на короля, зачем-то кивнул, как бы соглашаясь сам с собой, и сказал:
— Нам бы надо пройти в оружейную...
Тут взгляд его упал на Кербалла, он замер и начал рассматривать королевского побратима, затем удовлетворенно хмыкнул и огляделся по сторонам. На вопрос, кого он ищет, Пелиас буркнул:
— Третьего... — чем привел Конана в полную растерянность.
— Третьего — кого? — осторожно спросил король. Пелиас вел себя настолько необычно, что Конан начал всерьез беспокоиться.
Маг вместо ответа непонимающе глянул на короля, словно тот задал на редкость глупый вопрос, но вскоре взгляд Пелиаса посветлел, будто отразив синеву глаз киммерийца.
— Оно уже там, — туманно пояснил маг. — Нам пора...
* * *
