алхимики называли солнечный яд!
Я с удовольствием прикоснулась губами к его щеке. Не упускать же такой шанс. Тем более что другого не будет. Больше уже ничего не будет.
Только меня это не пугало.
— Что ж, если ты уверен, что это поможет, тогда прекращай лекции и начинай ритуал.
Максимилиан отшатнулся, почти с суеверным ужасом.
— Ты понимаешь, что это смерть для тебя? — прошептал он.
Забавно. И кто из нас больше боится? Явно не я.
— Понимаю. А еще я понимаю, что если отступлюсь, то погибнешь ты. Сейчас или через год — неважно… — я замолчала, вглядываясь в его лицо. — Ты ведь хочешь жить, Максимилиан?
— Да… Да! — страстно выдохнул он. — Хочу. Мне рано умирать.
— Тогда начинай.
Он застыл на мгновение, до боли сжимая кулаки. Когда он вновь поднял на меня глаза, в них был арктический холод.
— Ложись на алтарь. Руки вдоль туловища, под углом пятнадцать градусов, ладонями вверх. Хорошо. А теперь терпи.
Тонкое, узкое лезвие ножа впилось в кожу, повторяя прорисованные углем узоры. Это действительно было больно. Холодное железо не просто наносило царапины. Расцветающие на моей коже руны рвали куда более тонкие связи. Невесомые золотые нити. Жизнь — душа — сила.
Я не кричала. Загоняемая внутрь боль словно пробила какой-то барьер, за которым ждала своего часа тьма, подарившая мне имя и титул. Кровь на ладонях стала черной.
Сейчас. Сейчас все закончится. Два быстрых росчерка по запястьям, крест-накрест — по горлу. И спустя несколько томительных, напитанных отчаянием и страданием минут — удар в сердце. Того, последнего ножа, с широким квадратным лезвием.
Сейчас…
— Nieih, Ksie'il! Nieih!
Сияющая темно-алая волна ударила Максимилиану в грудь. Князь, чертыхаясь и мешая эльфийские и шакарские ругательства, отлетел на другой конец поляны, врезавшись спиной в камень с принадлежностями. Следом метнулась смутная тень. Я с трудом повернула голову, тяжелую, словно налитую свинцом.
Тантаэ стоял напротив разъяренного князя, раскинув крылья в защитном жесте. Всегда аккуратные волосы спутанным потоком спускались на спину. Когти на хищно согнутых пальцах отливали светлым металлом.
— Нет, Максимилиан. Я не позволю тебе.
— Ты! Ты желаешь моей смерти! — голос Максимилиана чудовищно исказился. Будто рычал дикий и очень голодный зверь.
Тантаэ вздрогнул, но взгляд его оставался твердым.
— Я хочу, чтобы ты жил. Чтобы ты оставался со мной, навсегда. Бездна, я хочу этого больше всего на свете! — он сорвался на крик. — Но не такой ценой. Не ценой твоей души, Максимилиан.
Северный князь хищно оскалился.
— Все в порядке, Тантаэ, — с трудом прошептала я. Онемевшие губы не желали подчиняться. — Я согласна. Я знала, на что иду.
— Нет, не знала, — упрямо возразил Пепельный князь. — Ты хочешь жить, Максимилиан? Но в каком мире? В раздираемом войной всех против всех, где сильные ведут охоту на слабых, а слабейшие ждут своей очереди, чтобы добить раненых львов? Одумайся, пока не поздно! Если ты убьешь одну из Королев, то договор будет расторгнут. Инквизиция просто передавит нас поодиночке. Если к тому времени ты еще будешь жив.
Максимилиан дышал тяжело и хрипло. Лицо исказила болезненная гримаса.
— Рассуждения, всего лишь рассуждения, — прошипел он. — Если я отступлюсь, то мне уже будет плевать на инквизицию, и на Королев, и на весь мир заодно! Отойди, Тай. Уйди по-хорошему. Ты мне не соперник, даже сейчас.
Пепельный князь вздохнул. Темно-вишневые крылья безжизненно поникли.
— Я очень надеялся, что до этого не дойдет. Что ты откажешься от своей безумной идеи. Жаль, что я ошибся.
Он устремил на Максимилиана взгляд, ясный и обреченный.
— Я не уйду, Максимилиан. Если хочешь убить ее, придется сначала покончить со мной.
Мгновение — и Северный князь вихрем сорвался с места. Я не сумела отследить ответное движение Тантаэ. Только в лицо ударил порыв ветра, да взметнулась над поляной волна цвета темной вишни.
Через несколько секунд все было кончено. Максимилиан держал когти у горла Пепельного князя, другой рукой прижимая его к земле.
— У тебя не было шансов. Ты всегда был слабее меня, Тай.
Бледные губы искривились в болезненной улыбке.
— По крайней мере, я попытался. Добивай. Я не желаю иметь с тобой ничего общего.
— Что? — Северный князь испуганно отшатнулся. В его глазах застыло неверие.
— Я опоздал. Я не сумел ему помочь… — прошептал Тантаэ, закрывая глаза. — Мой мальчик, моя Звезда умер уже давно, а я так и не понял этого. Без него мне нечего делать на этой земле. Так что добивай.
— Нет… — простонал Максимилиан, перекатываясь на спину и закрывая лицо руками. Горькие, злые слезы стекали по пальцам. — Нет… Не говори так, Тай. Пожалуйста. Не бросай меня. Я здесь, Тай! Это все еще я…
— Добей.
Максимилиан взвыл и вскочил на ноги, на ходу раскрывая крылья.
— Я ненавижу тебя! Я вас всех ненавижу!
Он оттолкнулся ногами от земли и взмыл в ночное небо. Через мгновение смутная тень затерялась среди облаков, но последний отчаянный, плачущий крик все еще стоял у меня в ушах.
На поляне воцарилась мертвая тишина. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы я видела, как беззвучно стекают слезы по лицу Тантаэ. Соленые капли чертили влажные дорожки и терялись в путанице волос.
Сознание начинало ускользать. Я хотела закричать, но голос отказался повиноваться мне. Ладони горели огнем. Уже проваливаясь в темноту, я ощутила, как в горло скользнула горячая соленая жидкость с привкусом железа.
Я очнулась от того, что кто-то осторожно массировал мои ладони мокрой тряпкой. Налипшая корка крови отдиралась неохотно.
— Тише, — послышался знакомый голос. — Все хорошо.
— Тантаэ…
Голос сорвался на кашель. Я с трудом открыла глаза, разглядывая моего спасителя.
Мы были на лавочке, недалеко от моего дома. То есть это я лежала на лавочке, а Пепельный князь сидел рядом на корточках и старатель оттирал смоченным в воде платком следы крови и угля с моих рук. Себя он, видимо, уже успел привести в порядок. Волосы были зачесаны в высокий хвост, а разорванная в драке с Максимилианом рубашка спрятана под плащом.
Драка…
— Максимилиан… Что с Максимилианом? — хрипло прошипела я. Тантаэ укоризненно посмотрел на меня.
— Тише, леди. Вам сейчас сложно разговаривать. Вот, выпейте, — он бережно поднес к моим губам пластиковую бутылку с минералкой. Я с наслаждением сделала несколько глотков. Простая тепловатая вода показалась мне живительным бальзамом, смывая противный железистый привкус.
— Что с ним? — уже более внятно спросила я, делая попытку подняться. Тело повиновалось с трудом. Тантаэ отбросил бесполезную тряпку и помог мне облокотиться на спинку.
— Он жив — это все, что я могу сказать. Смею надеяться, что его мучает совесть, — сухо добавил Тантаэ.
