– Ирен, – мягко, дабы не обидеть, прервала ее Наташа, – я бы хотела поздороваться с их сиятельствами графом и графиней…
– Изволь, – улыбнулась подруга.
Хозяева дома сидели в креслах, между ними дремала старая графиня, одетая в черное, а возле них стояло несколько молодых людей. У Наташи остановилось сердце, как перед прыжком в пропасть, стоило ей увидеть графа Трепова в парадном мундире с золотым шитьем. Когда же Ирина подвела ее к их сиятельствам, праздничное лицо ее матери слегка омрачилось, затем графиня покосилась на главу графского дома, собрав губы бантиком, а одна ее бровь поднялась в недоумении. Светозар Елисеевич ничем не выдавал своих мыслей, лишь молча оценивал неожиданное явление.
– Маман, папa, я привела к вам Натали Гордееву, – сказала Ирина.
Наташа слегка присела, чувствуя, как у нее краснеют не только щеки, но и шея, плечи. Если ее сейчас выставят вон – она не переживет. Возникла неловкая пауза, так как графы должны были первыми начать светский, ничего не значащий диалог, обычно состоящий из нескольких любезных фраз, дающих право думать, что гостье рады. Но хозяева дома молчали, что уже было равносильно скандалу. Выручила старая графиня, вдруг проснувшись:
– Гордеева? Где? Ах… Так это та самая Наташка? Весьма недурна.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, – едва не плача (уж и подбородок задрожал!) вымолвила Наташа.
Распорядитель бала объявил вальс, заиграл военный оркестр, молодежь тут же упорхнула вместе с Ирен. А Наташа осталась стоять перед строгими взорами графа и графини, словно на судилище грешница, с которой срывают одежду. Горели щеки, уши, на лбу выступили капли пота… И тут Светозар Елисеевич встал с места и предложил ей руку:
– Позвольте, сударыня?
Наташа с благодарностью улыбнулась, вышла с ним на середину залы. Несколько медленных па – и она пришла в себя, более смело посмотрела в непроницаемое лицо графа. Тот, снисходительно глядя на нее сверху, сухо заговорил:
– Сударыня, поступок ваш дерзок.
Ну, конечно, ее же не приглашали, она пробралась сама.
– Простите, ваше сиятельство, – начала Наташа, волнуясь. – Я никогда бы не осмелилась, но… моя матушка, Агриппина Юрьевна… ее арестовали…
– Знаю, голубушка, знаю.
– Но я не знаю, за что…
– За убийство, голубушка, за убийство.
Легко брошенные слова… А сколько в них губительной силы! Они будто разом обрушились на Наташу, повисли на руках, ногах, плечах, тянули вниз. Нет, это всего лишь слова, граф произнес их случайно, в них какой-то другой смысл…
– Как? За… что?!! – едва ли не шепотом выговорила Наташа.
– За убийство, – повторил он. – Что же вы встали? Танцуйте, на нас смотрят. Вам дурно? Весьма странно, вы так смелы и вдруг собираетесь упасть в обморок…
– Нет, нет… Я не… Не может быть!
– Агриппина Юрьевна убила двух человек, третьего тяжело ранила. Ваша матушка совершила тяжкое преступление и должна быть наказана в соответствии с законом. А теперь прошу прощения, сударыня, я не могу более уделять вам внимания. Честь имею.
Он оставил ее посреди залы в вихре кружившихся в танце пар, неоднозначно дав понять, что ей, дочери убийцы, здесь не место.
Сколько блеска… Сколько света и красок… Сколько улыбок… смеха… Все мелькает, мелькает… Голова Наташи закружилась еще сильней, чем кружились пары. Не имея сил, она расслабилась, но почему-то не упала. Что-то поддержало ее… Или кто-то?
Среди круговерти, в которой ничего было не разобрать, она вдруг четко увидела лицо. Совсем близко. Наташа в непонимании широко распахнула глаза, чтоб рассмотреть этого человека. Узкие бакенбарды фавори, обрамляющие щеки… большие зеленовато-желтые глаза, в которых плавают черные круги зрачков… губы в усмешке… Ах да, это тот самый… мсье… с фамилией… забыла. Наконец она поняла, что танцует с ним. Танцует? Разве он приглашал ее? Наташа не помнит. Но она не хочет танцевать!
– Прошу простить меня, – сказала девушка по-французски, остановившись. А голова ее все кружилась, кружилась…
– Вам нужна помощь, Натали? – участливо спросил он.
Откуда этот господин знает ее имя? Внезапно в памяти всплыло более важное: «Убила двоих, третьего тяжело ранила…» Как это убила? Кто? Матушка?!!
Стало душно. Наташа сорвалась с места и побежала по зале, лавируя среди пар, а то и сталкиваясь с ними. Бормоча на ходу извинения, она мчалась к спасительному выходу. Да сколько же здесь народу? Будто весь мир собрался в одной зале. А ей необходимо вдохнуть свежего воздуха, иначе она задохнется.
Сбежав вниз по лестнице, Наташа прямиком направилась к дверям, выскочила наружу, не слушая, что говорил ей лакей. Наконец-то задышала глубоко и часто. Что же делать дальше, куда бежать? У парадного стояли экипажи, где-то тут и ее карета… Кто-то накинул пальто на плечи…
– Да как же можно на холод в одном платьице? – бухтел Иона. – Эдак простыть недолго, вон вся взопрела…
Наташа, не оборачиваясь, схватила его руку, придерживающую пальто на плечах, прижалась щекой к ней и тихо всхлипнула:
– Иона… увези меня отсюда…
– Фомка, подлец! – закричал Иона. – Карету подавай!
Через некоторое время Наташа ехала в карете, упав на грудь Ионы, но не плакала – сердце высохло. А Иона вздыхал, понимая, что барышня теперь все знает. Но старик не забыл забрать веер из вялой руки своей питомицы и надежно спрятал его снова у себя на груди.
Удар за ударом – много для юной девушки, не знавшей до этого невзгод. Сначала арестовали Агриппину Юрьевну, затем Наташа узнала, что они потеряли состояние, и последнее: матушка – убийца! Разве такое можно уложить в голове?
Все же воспитание среди русских просторов и множества людей, а не в закрытом пансионе дало положительный результат – Наташа не впала в горячку после столь страшных потрясений, лишь отлежалась день. Да и то день этот понадобился, чтобы свыкнуться с мыслью о матушкином преступлении и подумать, как к ней в тюрьму попасть. Наташа корила себя за слабость на балу, не сообразила сразу нижайше просить Светозара Елисеевича устроить ей свидание. Он бы не отказал, он добрый человек. К нему-то и надо обратиться, только не домой прийти, а дождаться у места службы.
В дверь постучались, потом вошел Иона с подносом:
– Наташа, ты ведь день цельный не кушала. С лица вон спала. Я бульону принес и ножку куриную, покушаешь?
– Да, – спрыгнула с кровати Наташа, взяла чашку с бульоном и припала к ней губами. С каждым глотком обжигающий бульон давал новые силы.
– Ты хлебца возьми, – приставал Иона. – С хлебом сытней…
– Иона, ты знал, что матушка убила людей?
– Ась?
– Не прикидывайся глухим! – прикрикнула Наташа на управляющего. – Слух у тебя отменный, я знаю. Матушку арестовали за убийства, мне его сиятельство граф Трепов сказал вчера. Ты знал?
– Ну, так… оно как бы вроде… а с другой стороны не совсем…
– Опять увиливаешь? А того не понимаешь, что я вчера едва ли не умерла, узнав такое. Отчего ты мне сразу не сказал? Я б использовала время на балу и добилась бы свидания с матушкой. Отчего ты такой упрямый?
– Наташа, едем в Неаполь, а? Ты ж обещание давала…
– Нет, Иона, теперь тем паче не поеду. Как я могу уехать, когда матушка нуждается в участии и поддержке? Надобно помочь ей, ведь будет суд…
