заявления у них возьми…
Адъютант вышел.
— И никого ко мне не пускай! — крикнул вслед комиссар.
«Приготовился проявлять чуткость, — с горечью подумал Городулин. — Даром мне ее не надо».
— Я полагаю, — сказал комиссар, — вам докладывали вчера, что я приказал зайти?
— Так точно. Допрос Гусько задержал меня в тюрьме до девятнадцати часов.
— И вы после этого не заезжали в Управление?
«Знает или не знает? — быстро подумал Городулин. — А ну его… Еще врать».
— Заезжал, товарищ комиссар.
— Для вашего возраста и милицейского стажа выглядит это довольно странно. И затем сегодня утром вам надлежало тотчас же по приходе доложиться мне. Я ведь приглашал вас не к теще на блины, а по служебному делу, товарищ подполковник…
Одутловатое, обычно бледное лицо Городулина покрылось розовыми пятнами. Ожесточение и обида, с которыми он явился к начальнику, сперва подернулись стыдом, а затем еще более растравились.
«Теперь-то в самый раз цепляться…»
— Виноват, товарищ комиссар, — сказал Городулин.
— Что с Гусько? — сухо спросил комиссар. Городулин коротко доложил. Надо думать, прокуратура будет вести следствие не более недель двух, а затем — народный суд в Усть-Нарве.
— Вышку получит? — спросил комиссар.
— Вряд ли.
— Жаль. А может, по совокупности?
— Не думаю.
Комиссар был одного возраста с Городулиным. Начинали они когда-то в угрозыске вместе, затем пути их разошлись. Сергей Архипыч ушел сперва в комвуз, потом на рабфак и в институт, а Городулин продолжал трубить и трубить в милиции. В войну, начав старшим лейтенантом разведроты, Сергей Архипыч дослужился до генеральского чина и году в сорок шестом снова вернулся в милицию. Встретились они ни горячо, ни холодно: уж очень много повидали отдельно друг от друга; рассказывать было долго, а не рассказывать — вроде глупо. Навязываться Городулин не стал. Генерал же сделал две-три необязательные попытки, как всегда в таких случаях чувствуя себя словно бы виноватым, но Городулин, именно потому, что попытки были необязательные, встретил их холодно. В общем, обоим им было от этого легче.
Относился Городулин к комиссару с уважением не за чины и ордена, а за то, что Сергей Архипыч терпеть не мог всякой лжи и показухи и умел в любой высокой инстанции не ронять своего достоинства. Упрямства, когда чувствовал себя правым, он был бешеного и даже иногда своевольничал, за что ему изрядно влетало.
Сейчас всего этого Городулин не помнил, а сидел сбычившись и односложно отвечал на вопросы комиссара. В кармане у себя Городулин все время чувствовал листок с рапортом о пенсии; незаметно дотрагиваясь до него пальцами, он словно набирался от этого решительности и сил. И еще хотелось ему на прощание сказать что-нибудь горькое и язвительное, но пока ничего не придумывалось и не вставлялось в разговор.
Вспылив вначале и уже отойдя, комиссар заметил глупую скованность Городулина и начал было накаляться сызнова, но сдержался. Продолжал сухо расспрашивать о работе отдела.
К осени, как обычно, преступлений немножко поубавилось, но еще с прошлого года висело на отделе несколько нераскрытых дел, и Городулин считал, что сейчас ими можно заняться.
— Насчет прошлогоднего Всеволожского разбоя я уже зондировал, — сказал Городулин. — Там есть один вариант. Если его разработать, может красиво получиться…
— Ох, Алексей Иваныч! — вздохнул вдруг комиссар. — Ты мне скажи, кончатся когда-нибудь эти жулики?
Вопрос был риторический, и Городулин не посчитал нужным отвечать. Он переждал секунду, как докладчик, которого перебили неуместным восклицанием, и продолжал дальше. По лицу комиссара он видел, что тот слушает не очень внимательно.
— В общем, по всем этим старым делам понадобятся новые санкции прокурора, — закончил Городулин.
«Пусть Федька Лытков разматывает, — подумал он. — Жулье страсть как боится диплома!»
— Ведь что получается, Алексей Иваныч, — сказал комиссар. — Профессиональный преступный мир мы разгромили еще в тридцатых годах…
«Ты-то больно много громил», — исподлобья посмотрел на начальника Городулин.
— А нынче нас мучают главным образом любители. И оказывается, справиться с ними не легче, а иногда даже сложнее…
— Образование мешает, — буркнул, усмехнувшись, Городулин.
— То есть? — не понял комиссар.
— Мы-то ведь тогда дипломов не имели… Ловили как бог на душу положит.
Скользнув взглядом по ожесточенному лицу Городулина, комиссар поморщился и продолжал уже более вяло, словно теряя интерес к собеседнику:
— Все дело, я думаю, в том, что часть молодежи нашей развращена пустословием. Не верит она ни в бога ни в черта… А претензий!.. Беседую я тут иногда с хулиганьем, так от их цинизма глаза на лоб лезут!..
Комиссар говорил то же, о чем думал порой Городулин, но сейчас общность их мыслей раздражала его. Глупея от обиды, словно она произвела в нем короткое замыкание, Городулин упрямо повторил:
— Мы без дипломов ловили…
— Это нисколько не остроумно, Алексей Иваныч! — резко оборвал его комиссар. — Когда в двадцатом году матрос, рабочий или солдат произносил: «Мы университетов не кончали!» — это была горькая фраза. И талдычить ее сейчас, в пятьдесят седьмом году, глупо и стыдно. — С грохотом он отодвинул кресло от стола, но не встал. — Нашел чем хвастать! И очень жаль, что нет диплома.
— А вы мне скажите, товарищ комиссар, где его можно купить?.. Я, что ли, виноват, что у меня его нету?.. Три раза рапорт подавал, — отпускали меня учиться?
В кабинет заглянул адъютант, но комиссар заорал:
— Занят!
— А теперь ходят вокруг меня, — со злостью продолжал Городулин, — и уговаривают: «Давай, Городулин. Посещай, Городулин. Изучай, Городулин…» Сидишь вечером дома как попка — башка не варит!..
Этого Алексей Иваныч говорить не собирался, но его занесло. Рванув из кармана листок с рапортом, Городулин доложил его на стол.
Не беря листок в руки, комиссар прочитал то, что там было написано.
Помолчав, спросил:
— Сам придумал или кто-нибудь помогал?
— А чего, — усмехнулся Городулин. — Тебе же проще….
Впервые за все время совместной службы он сказал комиссару «ты», но Сергей Архипыч и не заметил этого.
— Понятно, — сказал комиссар. — Уже настучал кто-то про Лыткова?
— При чем тут Лытков, — сварливо повел плечами Городулин. — Устал, и все. Имею полное право на законный отдых.
Комиссар посмотрел на него, отвел глаза и постучал костяшками своих кулаков друг о друга.
— Вот что, Алексей Иваныч. Есть у нас три варианта. Можем разговаривать, как начальник с подчиненным. Как коммунист с коммунистом. Или как двое пожилых мужчин. А вот как две бабы — это уволь меня.
— Мне выбирать? — быстро спросил Городулин.
— Тебе.
— Ладно. Как коммунисты. Про Лыткова я знаю. Служить под его начальством не хочу.
— Обиделся на советскую власть?
