Представляешь, из голубизны моря встает как в сказке собор с остроконечными шпилями, окутанный дымкой и словно спустившийся с небес. Фантастика! А Париж? Ну что Париж! Словами не расскажешь. Находился я по антикварным салонам и лавочкам. Часами бродил по левому берегу Сены, где расположились букинисты. Отвел душу. Есть все! Цены самые разные. Многое значительно дешевле, чем у нас. Что-то несравнимо дороже. Разброс цен вызывает удивление. Хотя совершенно понятно, их диктует спрос. Взять, к примеру, гравюры… Впрочем, на время прерываюсь. О тамошних делах можно рассказывать бесконечно. Ты лучше про здешние новости доложи. Все ж таки я три месяца отсутствовал.
В беседку заглянула немолодая дородная женщина с круглым простоватым лицом, выполнявшая у Колычева функции домоправительницы, поинтересовалась:
– Не нужно ли чего?
– Раздуй самоварчик, Людмила Васильевна, а то остыл, да чайку для гостя свеженького завари.
– Я, собственно, приехал с вами посоветоваться, – начал Артем. – Приобрел, понимаете, одну вещицу… Сейчас принесу.
Артем достал из машины коробку с эмалями и вернулся в беседку.
– Вот, взгляните.
Колычев минуты две разглядывал эмали.
– Неплохо, – заключил он. – У кого приобрел?
– Тут несколько невнятная история. Купил я их у одной старушки. Живет за гостиницей «Минск», в Дегтярном переулке. Познакомился с ней возле комиссионки в Столешниковом. Дряхлая такая бабулька, мотается у входа, в руках держит вот этот крестик. Оценщик, говорит, дает сущие гроши, а вещь стоящая. Я поинтересовался: каков же ее запрос? Старушка назвала цену. Семьдесят рублей, кажется…
Колычев засмеялся.
– Вот-вот. И мне смешно стало. Но для порядку сбиваю цену: пятьдесят. Бабка и на это согласна. Оценщик ей, по-моему, всего червонец предлагал. Достаю бумажник… А она говорит: «У меня еще есть две эмали». Беру адрес. Вечером являюсь… Громадная коммуналка, лепнина на потолках… Народ по коридорам снует взад-вперед… Захожу к ней. Очень убого. Комната большая, но почти пустая, под потолком лампочка еле светит. Старушка достает из древнего шифоньера вот эту самую коробку. Откуда вещи, спрашиваю? Мнется. По наследству, мол, достались. От кого? Опять замешательство. Словом, я не стал лезть в душу, дал еще сотню и забрал… Спросил только: нет ли чего еще? Нет, говорит. Последнее. По-моему, эти эмали когда-то у кого-то увели. Только лежали у бабки они давным-давно. Я в полумраке, честно говоря, не больно-то их и разглядел. Но чую: товар стоящий. Похоже, Византия. И коробка, опять же… красное дерево. Я, по первому наитию, решаю эмали с ходу задвинуть. Иду к Флавицкому… Да, говорит, прекрасная работа, но в средствах нынче стеснен. Флавицкий-то! Ладно. Дальше к Боткину. Этот и вовсе утверждает: подделка. Прекрасно исполненная, спору нет, но тем не менее. Мол, сработана в Питере, еще до революции каким-то там… забыл фамилию, весьма причудливая…
– Сабин-Гус?
– Точно! Все-то вы знаете. Тем не менее Боткин предлагает пятьсот. За подделку! Я засомневался. Вроде и с наваром остаюсь, а червячок гложет. Чувствую: дурит! Решил погодить. С месячишко полежали эмали у меня. Разговоры о них по Москве ходят, может, думаю, кто нормальную цену предложит. И точно. Звонит мне Вартан и заводит разговор об эмалях.
– Это нынешний муж профессорши Ладейниковой? – поинтересовался Колычев.
– Он самый. Приезжаю. Вартан без разговоров отваливает тысячу двести и говорит спасибо. Я, понятное дело, в восторге. Подделка, не подделка… Пойдут разговоры, пересуды… Сами знаете, как в нашем деле. У товара появляется дурная репутация. Потом и вовсе не избавишься. Проходит какое-то время, раздается звонок. Некий неизвестный мне человек интересуется эмалями. Отвечаю: проданы. А нельзя ли их вернуть? И предлагает… пять тысяч! Я спрашиваю: где гарантии, что это не шутка? И получаю весьма оригинальный ответ: коли беретесь вернуть, завтра на ваш адрес поступит перевод на половину означенной суммы. Каково?! Тем не менее я отказываюсь, поскольку идти к Вартану и унижаться перед ним мне не с руки. Неизвестный говорит: если, мол, передумаете, позвоните, и оставляет телефон. Проходит еще неделя, и вдруг я узнаю: армяшка сидит.
– Вартана арестовали? – удивленно поднял брови Колычев. – За что же, интересно?
– Точно не знаю. Ходит слух – за валюту. Так вот. Как только меня достигает эта информация, отправляюсь к Ладейниковой и выкупаю у нее эмали.
– И она так просто их отдает?
– Пришлось поуламывать, но главное, товар я получил. И с дисконтом.
– А теперь собираешься звонить таинственному незнакомцу?
– Естественно. Иначе с какой бы стати я старался? Лично мне эти эмали не нужны. Но, откровенно говоря, у меня до сих пор сохраняется чувство, что тут дело нечисто.
– То есть?
– И эти речи о подделке, и то, как легко осторожный и скупой Вартан выложил за вещи приличные деньги, а главное, этот телефонный звонок. Вот я и пришел посоветоваться с вами.
– Ясно. Действительно, странноватые дела творятся. Пойдем в дом, я должен внимательно посмотреть на эти эмали.
– А чай?! – воскликнула появившаяся в проеме беседки домоправительница с самоваром в руках.
– Погоди, Людмила Васильевна. Мы не надолго.
Артем прошел следом за Колычевым в комнату, именуемую кабинетом, – небольшое помещение, казавшееся и вовсе крошечным из-за обилия заполнявших его книг. Здесь царил полумрак. Небольшое оконце занавешено. Солнечные лучи, по мысли хозяина, не должны попадать на золоченые корешки старинных томов, расставленных по стеллажам. На массивном, крытом зеленым бильярдным сукном письменном столе стоял чернильный нефритовый прибор с позолотой, украшенный фигурой спящего льва, тут же возвышался медный, начищенный до блеска микроскоп, а напротив – лампа с абажуром зеленого стекла.
Колычев щелкнул выключателем. Мягкий свет залил кабинет, от чего в нем стало как-то по- особенному уютно. Старичок уселся, взял у Артема коробку с эмалями, достал из кожаного футляра мощную лупу и принялся их внимательно изучать. Артем стоял у него за спиной, посапывая от нетерпения.
– Сядь пока, – не оборачиваясь, сказал Колычев, – а то твое пыхтение мешает сосредоточиться. Вообще ты, Артемий, за последнее время чересчур раздобрел. Необходимо скинуть пяток-другой кило. Лишняя нагрузка на сердчишко. Ведь ты еще молод. Бери пример с меня. Семьдесят три – а мотор работает как часы «Бреге». Печень иной раз пошаливает… Но слава богу, на здоровье не пеняю.
– Значит, так, – после длительного молчания продолжил Колычев. – На мой взгляд, эмали подлинные, хотя я, конечно, не великий специалист в данной области. Прекрасные работы. Думаю: X–XI век. В Париже я встречал нечто подобное. Навскидку стоят две-три тысячи долларов. Возможно – больше. Но это там! Вообще-то, эмали – не такая уж редкость, и я не понимаю, почему вокруг них возник ажиотаж. Правда, Иоанн замечательный. Более того, он мне что-то очень напоминает. Не то я видел подобное, не то читал… Очень давно. По этой причине и запамятовал. Но если ты мне его оставишь на время, я постараюсь разобраться.
– А как же клиент? – возразил Артем.
– Да очень просто. Ты, конечно, ему сегодня позвони и скажи, что эмали, мол, для вас купил, но одна временно отсутствует. Однако она обязательно появится через день-другой.
– Но вы же знаете: так дела не делаются. Клиент может послать меня подальше.
– Не пошлет. Если эмали ему действительно нужны, не пошлет! Заодно и посмотришь на него, определишь, что за человек, и мне потом доложишь. Ведь странно получается: человек готов выложить такие деньги, а мы о нем ничего не знаем. Ты можешь позвонить прямо сейчас. Да, так и нужно поступить. – Колычев указал на телефон, стоящий здесь же, на отдельной тумбочке. – Надеюсь, номер у тебя имеется?
Артем достал из заднего кармана потрепанную записную книжку и стал перелистывать довольно засаленные страницы.
– Ага. Вот. Б8-25-39, Иван Николаевич…
– А фамилия?
