— Я мигом.
Пока Фрэнки копался в хламе, Люк снова осмотрелся. На дверях висели распятия. Возле кроватей стояли пустые тумбочки. Кроме одной — с какими-то побрякушками и вазой с цветком. Грубые гипсовые стены были разрисованы замысловатыми узорами, но яркие краски сильно поблекли. Цементный пол, покрытый воском в несколько слоев, блестел неравномерным глянцем. Чистота на полу была бы идеальной, если б не пыльные следы от обуви Люка и Фрэнки. О судьбе женщин кто-то заботился на совесть.
Мальчишка вынырнул из-за спины Люка, держа в руках бумажники и паспорта.
— Вот.
— Так тебя зовут Фрэнки?
— Si.
Стряхнув арбузные семечки, Люк засунул документы вместе с деньгами в карман.
— Фрэнки! Будешь воровать, когда-нибудь умрешь так же, как те двое.
Мальчишка задумался.
— Чистка обуви — мало денег. Надо воровать. Mi madre нужно лучше лечить.
Картина прояснялась. Все, кроме насущных потребностей, должны были обеспечивать семьи пациенток. И, судя по всему, матери Фрэнки никто, кроме сына, не помогал.
— Как вы убили Сикатриса?[9]
— Что?
— Сикатрис. — Фрэнки провел пальцем по брови, имитируя шрам грабителя. Затем осмотрелся по сторонам и прошептал: — Наш хозяин.
— Почему он выбрал меня?
Сорванец уткнулся в пол.
— Сикатрис ни при чем.
— Не понял.
— Выбираю я. Искать туристов с деньгами — моя работа.
Люк даже не знал: радоваться ему, что грабеж — простая случайность, или гневаться, что уличные отморозки используют детей в качестве наводчиков. Он полез в карман и достал часть денег, найденных у Сикатриса.
— Вот, держи. На первое время хватит, чтобы оплатить лекарства.
Фрэнки от удивления открыл рот и дважды моргнул.
Люк вложил деньги в его ладошку.
Фрэнки вразвалочку прошел к столу сиделки, поднял разбитый ящик для чистки обуви и вернулся к Люку. Затем поставил один из кожаных ботинков «Рибок» на то, что осталось от крышки, и принялся яростно надраивать обувь.
— Я работаю на вас. Все, что скажете.
Люк покачал головой.
— Ты нужен матери.
Вместо ответа мальчишка плюнул на ботинок, и щетка замелькала еще энергичнее.
— Ты учишься в школе?
— Сейчас нет. — Он взглянул на мать. — Может, потом, когда ей станет лучше.
Сколько еще в мире таких, как Фрэнки, с горечью подумал Люк.
— Хочешь заработать еще пять долларов? — предложил он мальчишке, который вертел в руках банку с гуталином.
Фрэнки с блестящими глазами поднял голову.
— Пять монет в неделю, хозяин. Буду делать у вас в доме всю работу.
— У тебя уже есть работа… здесь. Нужно заботиться о маме.
Фрэнки снова посмотрел на мать.
— Она меня не узнаёт. И давно.
ГЛАВА 39
Меган всмотрелась в изможденное лицо: белая кожа с голубыми прожилками вен, зубы желтые и кривые. От обычного старика человек отличался только пышной шевелюрой.
— Его зовут Петр Качински, — сказала она священнику. — Он возглавлял отделение генетики в больнице и был всемирно известным ученым.
— Был? — удивился отец Джо. Дышал он с большим трудом, и каждая фраза звучала отрывисто.
— Все считали, что он погиб во время поездки в Гватемалу, — продолжила Меган. — Подробностей не знаю, но помню: кто-то говорил, что его тело так и не нашли. Это случилось за несколько лет до того, как я начала работать в больнице.
— Ты уверена, что это он? — Отец Джо по привычке потянулся к нагрудному карману за ингалятором.
— Конечно. — Меган смотрела на внушительный, похожий на баклажан череп генетика и необычный чуб. — Портрет Качински висит в больничном вестибюле.
— Принимайтесь за работу, — сказал охранник по-английски. — С минуты на минуту вернется босс. Не хотелось бы докладывать, что вы не замечаете пациента.
Меган и священник повернулись к здоровенному охраннику. Тот сидел верхом на деревянном стуле, сложив руки на спинке. Большой палец правой руки был забинтован.
Меган вспомнилось, как в Тикар-Норте она укусила кого-то из нападавших.
— Надеюсь, болит — и очень сильно.
— Послушай, стерва, займись доктором Качински. Ты жива благодаря ему, если до сих пор не дошло.
Голова по-прежнему кружилась. Меган не могла вспомнить, когда в последний раз ела или пила.
— Вы не скажете, что это за место?
— Нет. Еще вопросы есть?
Вопросов накопилось море, но отвечать на них охранник не собирался, и Меган вернулась к пациенту. Мускулистый латиноамериканец — она случайно услышала, как кто-то назвал его Кальдероном, — позволял иногда общаться с женщиной в белом халате, ранее ухаживавшей за Качински. Очевидно, она считалась похожей на врача больше всех.
Женщина объяснила, что генетик заболел неделю назад. Высокая температура, озноб, обильный пот, головные боли и ломота в спине. Качински сам поставил диагноз — малярия — и распорядился лечить его физраствором внутривенно и хлорохином, лекарством против малярии. На четвертые сутки показалось, что ему полегчало.
Однако два дня назад — на пятые сутки болезни — жестокая лихорадка вернулась, и генетик обнаружил новые симптомы: кашель с кровью, бред, желтуха и сыпь по телу.
Ему стало заметно хуже, и это спасло жизнь Меган — пусть и ненадолго.
— Позовите Кальдерона, — обратилась она к охраннику.
— Я не выполняю ваших приказов. И потом, где вы слышали это имя?
Меган пропустила вопрос мимо ушей.
— Если хотите, чтобы доктор Качински жил, позовите сюда босса.
Охранник поднялся со стула и что-то крикнул в коридор.
Дожидаясь Кальдерона, Меган обследовала пациента заново. На вид ему было лет шестьдесят пять, но желтизна кожи сильно старила. Он учащенно дышал — намного чаще, чем при лихорадке. В желтоватых глазах распухли кровеносные сосуды. Когда она ощупывала справа верхнюю четверть живота, Качински застонал: печень была воспалена.
Туловище и конечности усеивали крапинки. Петехия — точечное кровоизлияние. Начинали разрываться самые крохотные кровеносные сосуды — капилляры.
Немало тропических болезней подходили под симптомы и данные внешнего осмотра. Малярия,
