Он передал мне сумку и добавил:
— Не хотел, чтобы наша молодежь меня застукала.
И ушел.
Я не мог вспомнить, как его звали. Лицо было слегка знакомым, но я не мог сообразить, кто он такой. Открыл сумку: сигареты, зажигалка, бутерброды, бутылка виски.
В 1888 году Уильям Блант сидел в тюрьме в Голуэе. Вот что он рассказывал:
Я постарался растянуть виски надолго, пил маленькими глотками, чтобы хоть немного расслабиться. Не курил, пока более-менее не успокоился. Тогда достал одну сигарету. А… проняло сразу… Даже подумал, не съесть ли бутерброд. Есть не стал, но хотя бы прикинул: может, стоит. Засунул все остальное под подушку. Когда пришел молодой часовой с проверкой, он посмотрел на меня с подозрением. Если бы он вошел и начал обыск, я бы с ним подрался. Во всяком случае, я так думал. Но часовой прогремел ключами и пошел дальше.
Мой товарищ по камере зашевелился. Сначала застонал, потом осторожно сел. Из всех его пор так и разило алкоголем. Под пятьдесят, тощий, уже начинал лысеть, лицо красное. Одет сокамерник был в джинсы и рубашку от Келвина Кляйна. Я заметил, еще когда его переворачивал. Он неуверенно поднял голову, и я сразу догадался, что она у него разламывается. Он спросил:
— Кто вы?
— Джек Тейлор.
— Вы мой адвокат?
— Нет.
Он шевельнулся, стараясь найти положение, в котором бы не так болела голова.
— Вы здесь, чтобы вчинить мне иск… поговорить со мной?
— Нет… Я тут тоже пленник
— А…
Я немного подождал, потом спросил:
— Что, может помочь?
— Помочь?
— Да, прямо сейчас… что вам надо?
— Выпить.
— Ладно.
Я показал товарищу по камере бутылку. У него челюсть отвисла от изумления.
— Это шутка?
— Нет, это «Падди».
Его тело сотрясла крупная дрожь. Я нашел пустую чашку, налил туда немного виски и сказал:
— Держите обеими руками.
Сокамерник послушался. Умудрился выпить, но едва не забился в конвульсиях, когда жидкость достигла желудка.
— Подождите, вас может вырвать. Иногда с первым глотком так бывает, зато второй уже задерживается.
Он кивнул. По лицу бедолаги ручьями стекал пот. По прошествии нескольких минут он пришел в себя. Я воочию наблюдал изменения его физического состояния, по мере того как его тело цеплялось за эту предательскую помощь. Мужчина протянул чашку. Рука лишь слегка дрожала.
— Можно еще?
— Не спешите: нам это на всю ночь.
Я налил ему немного и предложил:
— Сигарету?
Он в изумлении тряхнул головой и проговорил:
— Господи, да кто вы такой?
— Никто… никто в глубокой жопе.
— Как и я.
МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ МАГДАЛИНЫ
Во время бесконечных молитв с четками в дни перед закрытием монастыря все девушки думали только об одном: о дне, когда они смогут свободно дышать и связывать перебираемые четки с чем-то, кроме наказания. Когда они наконец покинули прачечную, настоящего освобождения не наступило, потому что для них до конца жизни четки олицетворяли мучения.
У моего товарища по камере был дублинский акцент. Я достаточно долго служил в столице республики, чтобы распознать его. Я спросил:
— С юга?
— Да… а вы дублинец?
— Нет.
Мужчина вытер пот со лба и заметил:
— Я в Голуэе впервые.
— Ну и как, нравится?
Он улыбнулся, но лишь потому, что ему стало немного легче, и сказал:
— Я Дэнни Флин.
— Так что вы совершили, Дэнни?
— Не знаю. Я приехал на мальчишник… на Ки-стрит… вы такую улицу знаете?
— Знаю.
— Господи, мне сорок шесть, я уже стар для мальчишников… зачем приперся?
Я достал бутерброды:
— Пожевать не хотите?
— Что там у вас… магазин? Нет, спасибо. Я несколько дней не ел. Помню, зашел в бар «У Фрини». Имя помню, а дальше… полный провал. У меня такие потери памяти и раньше бывали. Вы знаете, что это такое?
— Увы. Со мной тоже случалось.
— Чего я не делал, чтобы завязать. Не пью, не пью, потом раз, и все. — Дэнни добавил: — Теперь бы я не отказался от сигареты.
Я дал ему сигарету, зажигалку, зевнул и сказал:
— Хочу попробовать несколько часов поспать. Почему бы и вам не попытаться?
Я протянул ему бутылку и попросил:
— Пейте помедленнее — может, и заснете.
— Спасибо, Джек.
Я лег на спину, ощущая смертельную усталость. Только задремал, как услышал:
— Джек?
— Да.
— Это может показаться странным.
