– Я-то пойду! – рассмеялся Морозов. – А вот ты хрен куда отсюда уйдешь!
Морозов принес еще три бумажных мешка с цементом и спросил у Пургина:
– Слышь, строитель подвала! Ты под стяжку песчаную подушку делал?
– Делал, – ответил удивленный неожиданным вопросом Пургин. – Тридцать сантиметров. А что?
– Это хорошо! – удовлетворенно отметил Морозов. – Значит, хватит цемента! С песочком смешаю и залью стяжечку, лучше старой будет.
Морозов сходил наверх еще раз и вернулся с киркой и лопатой.
– Кто желает потрудиться? – обратился он к пленникам. – Всего-то делов: вскрыть стяжку да песочек выгрести. Вас как похоронить? Рядком положить? Тогда стяжку больше долбать придется! А если поглубже вырыть и вас в три этажа уложить? Тогда стяжку долбать в три раза меньше можно! Да, но и грунта придется в три раза больше вынимать. А, как лучше, бывший хозяин?
– Пошел ты! – разозлился Пургин.
– И что это за настроение у вас такое? – удивился Морозов. – Все «пошел» да «пошел». Я ведь и обидеться могу! Короче, мое последнее слово: кто киркой да лопатой помашет, того накормлю, напою, закурить дам и убью в последнюю очередь. А главное: не больно убью. Ну, кто готов потрудиться?
Никто ему не ответил, и улыбка сползла с лица Морозова. Тавров с беспокойством отметил странный лихорадочный блеск в его глазах и понял: сейчас запсихует.
– Ладно, уговоры закончились, – резко сказал Морозов и выхватил «зауэр». Подойдя быстрыми шагами к Яго, он приставил к его голове ствол и приказал:
– Отвечай! Будешь работать, сука, или нет?
Яго ничего не ответил: он закрыл глаза и что-то беззвучно зашептал – видимо, молился.
– Хватит, отмолил уже грехи, поп! – усмехнулся Морозов и выстрелил. Пургин закричал от ужаса, как заяц: пронзительно и жалобно.
– Чего орешь? Думал, я шутки шучу? – навел на него пистолет Морозов.
– Не стреляй! Я все сделаю! – закричал Пургин.
– Вот так бы давно! – успокоился Морозов, пряча пистолет под куртку. – И поп жив бы остался.
Морозов связал Таврову еще и ноги, подтянув их к связанным рукам, и только после этого развязал Пургина.
– Значит, так, Сережа! – начал инструктаж Морозов. – Отодвинь тот стеллаж под лампой, прямо от стены, наметь квадрат два метра на два и приступай. Только без глупостей: попытаешься мне киркой голову проломить – будешь умирать долго и мучительно. Понял?
Морозов уселся на лестничной ступеньке, поставил рядом упаковку пива и открыл банку.
– Попить бы, – нерешительно попросил Пургин.
– Нечего! – прикрикнул на него Морозов. – Вот стяжку вскроешь, тогда и попьешь.
Пургин покорно принялся долбить стяжку.
– Вова, а Обнорская с тобой расплатилась за нашу ликвидацию? – поинтересовался Тавров.
– А тебе-то что? – с подозрением спросил Морозов.
– Если не расплатилась, то теперь уж точно не расплатится, – пояснил Тавров. – Поскольку лежит она сейчас в глубокой коме и вряд ли из нее выйдет. Если не веришь, попробуй ей позвонить.
– Брось заливать! – недоверчиво усмехнулся Морозов. – Откуда ты это знать можешь?
– Я ясновидящий! – сообщил Тавров. – Позвони Обнорской, убедись!
Морозов достал мобильник, набрал номер.
– У нее телефон выключен, – сообщил он.
– А ты на городской позвони, – предложил Тавров.
– Не знаю я ее городского номера, ни к чему мне это, – сумрачно сообщил Морозов. – Может, ты и прав. Только мне по хрену! Моя задача: чтобы вы из этого подвала не вышли. Аванс мне за это выплачен, так что работу выполнить надо. Тем более что вы опасные свидетели, так что я вас по любому должен кончить и замуровать в пол этого подвала. Понял?
– Глупо ты поступаешь, Вова, глупо! – начал Тавров новый этап психологического воздействия, но Морозов выхватил «зауэр» и направил его на Таврова.
– Заткнись, ментяра! Не зли меня, тварь!
– Валерий Иванович! Умоляю вас! – жалобно воскликнул Пургин, не переставая при этом махать киркой.
Тавров замолчал, и воцарилась тишина, прерываемая лишь надоевшим жужжанием неоновой лампы и монотонными ударами кирки.
Пургин довольно быстро вскрыл стяжку и получил две заслуженные банки пива с пакетом чипсов.
– Можно я Валерия Ивановича пивом угощу? – робко осведомился Пургин. – Он без еды и питья со вчерашнего вечера.
– Обойдется! – отрезал Морозов. – Человек без питья может трое суток прожить, а этому ментяре жить осталось часа три от силы. А ты, Сережа, работай! Я вот что думаю: похоже, что ты язык за зубами держать будешь, так что можно тебя в живых оставить. Постарайся, чтобы я не передумал!
После вскрытия стяжки работа пошла живее: Пургин быстро выгреб тридцатисантиметровый слой песка и принялся копать мягкий грунт.
– Ты, Сережа, шибко глубоко не копай, – руководил процессом Морозов. – Войди в грунт на штык – и хватит! Все равно сверху песочком присыплем, а потом уже стяжечку положим.
Вскоре Морозов дал команду:
– Хватит! Годится! Давай, тащи сюда бывшего гражданина Мамедова.
Пургин подтащил тело Яго и уложил его на дно неглубокой ямы.
– Теперь давай ментяру! – распорядился Морозов.
– Но… он еще живой, – неуверенно заметил Пургин.
– Сейчас будет мертвый. Не зли меня! Давай, тащи его сюда.
Пургин подошел к Таврову и виновато пробормотал:
– Простите, Валерий Иванович. Простите…
И уложил Таврова ничком на дно ямы рядом с падре Яго. Тавров ощутил резкий запах сырой земли. «Вот и все, – подумал Тавров. – Пуля в затылок и тайная могила под слоем цемента – конец жизненного пути. Впрочем, достойная смерть для полковника милиции – от бандитской пули. Вот только жить все равно очень хочется!»
– Черт! Патронов мало осталось! – озабоченно заметил Морозов. – Подай мне кирку, я ему киркой черепуху раскрою.
– Нет! – вдруг решительно отказался Пургин. – На ней мои отпечатки пальцев: я не хочу, чтобы думали, что это я Валерия Ивановича убил.
– Ну-ка быстро кирку дал! – заорал Морозов. – Или я тебе мозги сейчас вышибу!
– Хорошо, хорошо! – заискивающе отозвался Пургин. – Уже даю!
Тавров услышал раздавшиеся вдруг почти одновременно крик Пургина и ругательства Морозова, глухой удар и один за другим два выстрела. Тавров попытался повернуть голову, но край ямы не давал ему видеть происходящее. Он только слышал шум борьбы, хрип Пургина и ругань Морозова. Видимо, Пургин в отчаянье бросил киркой в Морозова и попытался отобрать у него пистолет. «Нет, не выстоит Пургин против Морозова», – пронеслось в голове у Таврова.
И вдруг шум борьбы перекрыла резкая команда:
– Брось оружие, морду в пол! И чтобы я руки видел! Быстро!
– Н-е-е! – дико закричал Морозов. Ударил пистолетный выстрел и тут же – короткая очередь из автомата. Стон, стук армейских ботинок.
– Лежать, сука! Оружие бросил, быстро! Морду в пол! Руки за голову!
– Я не могу-у, я ранен! – простонал Морозов и тут же дико заорал: похоже, ему бесцеремонно вывернули раненую руку.
– Второй живой? Не ранен? Эй, голос подай!
– Жив! Вроде цел.
Это уже Пургин.