пожалуйста.
– Вот… Семенов Павел Сергеевич, уроженец города Петрозаводска, родился 19 сентября 1947 года…
– Так, это не он, – заключил Тавров. – А кто второй?
– Второй, иностранный гражданин, прибыл в Петербург из Финляндии, пересек границу за два дня до указанной вами даты, а покинул Питер самолетом на следующий день после этой даты. Прилетел в Домодедово, после этого Москву ни поездом, ни самолетом не покидал. Из России не выезжал.
Тавров почувствовал, как заколотилось сердце. Он сглотнул слюну и спросил Павлова, заранее предвидя ответ:
– О ком идет речь, Вадик?
– Об итальянском гражданине Адриано Палетти.
Глава 11
Итак, круг подозреваемых сузился до одного фра Арнольдо. Хоть Павлов и не смог пробить всех головорезов Варежко на присутствие их в Питере в указанное время, но было понятно, что вряд ли они причастны к убийству Кати Барсуковой: не их стиль, им бы попроще что-нибудь – вроде пули в голову да в озеро. А вот фра Арнольдо… От этих религиозных мракобесов всего можно ожидать!
Тавров пообедал в «Елках-палках» на Новом Арбате и вспомнил о своем двухголовом питомце. Как он там? Третьи сутки, почитай, взаперти… И Тавров немедленно поехал домой.
Двухголовый Дуканот встретил появление хозяина восторженным дуэтом. Еду он уже уничтожил, зато с водой проблем не испытывал, освоив процесс ее добывания из унитазного бачка. Как удовлетворенно отметил Тавров, разумная псина справляла в унитаз и свои естественные надобности.
Вывалив в две миски одинаковые горки сырого гуляша, Тавров занялся своими делами. Он залез в компьютер и открыл файл с описанием сложных взаимоотношений СС-штандартенфюрера и настоятеля монастыря – в том самом месте, на котором заканчивалась распечатка.
– Затаите дыхание перед встречей с Великой Тайной!
Штандартенфюрер взмахнул рукой. Солдаты подтолкнули монаха, и тот начал спускаться по каменным ступеням. Впереди шел эсэсовец с факелом, освещая путь, а сзади второй эсэсовец подгонял священнослужителя, тыча ему в спину стволом автомата.
Спустившись, монах в изумлении огляделся. Он провел в этом монастыре почти четверть века, но даже не подозревал о существовании под древней монастырской криптой еще более древнего помещения. Оно было небольшим и круглым, радиусом метра четыре. Потолок представлял собой купол, опиравшийся на невысокий цоколь. От пола до купола в центре этого пространства было не более четырех с половиной метров, и потому возле стен можно было стоять, лишь наклонившись. Кое-где каменная облицовка купола обвалилась, открыв бетонную основу: типично римская техника строительства, утраченная в этих местах еще в VI веке. Лестница опускалась к полу из центра купола винтом и заканчивалась напротив странного вида скульптуры.
Когда два эсэсовца с факелами встали по обе стороны от того, что монах вначале принял за скульптуру, то оказалось, что это окаменевший от старости пень, торчащий из каменного пола. В центр пня почти по самую рукоять был воткнут железный меч, прекрасно сохранившийся в герметичном сухом помещении. Рукоять, увенчанную большим необработанным изумрудом в золотой оправе, кто-то обернул полосой шероховатой, закаменевшей от древности кожи.
– Вы знаете, что это такое? – спросил штандартенфюрер. Монах отрицательно покачал головой.
– Это меч Повелителя Мира. Теперь я владею всеми тремя инсигниями Повелителя Мира, нашим родовым сокровищем, полученным от самого Одоацера, или Одоакра! – торжественно объявил штандартенфюрер. – Этот меч принадлежит мне по праву. Но дело не только в нем. Видите, что он прочно застрял в пне? Его никто не мог выдернуть из дерева, хотя видно, что середина пня подгнила. А знаете, почему? Мы раскололи пень аммоналовой шашкой, типа тех, которыми в Америке до сих пор корчуют пни. И вот что обнаружили.
Штандартенфюрер ударил ногой по пню, и тот разлетелся на несколько частей. Меч со звоном упал на каменные плиты. Штандартенфюрер поднял его и показал монаху:
– А вот этот предмет вам наверняка знаком, святой отец!
Потрясенный монах увидел, что меч вошел в ребро изогнутой серебристой пластины толщиной около полусантиметра. На верхней поверхности пластины была отгравирована римская единица. Меч вошел в пластину, не оставив ни малейших щелей или деформаций, словно был вплавлен туда в момент ее отливки.
– Опознали предмет? Как я вижу, опознали. Так вот, святой отец, меня интересуют точно такие же пластины, хранящиеся в вашем монастыре. Я точно знаю, что они здесь. И я даже знаю, сколько их, и предлагаю вам отдать их мне добровольно. Тогда я гарантирую вам и вашим монахам сохранение ваших жизней и полную неприкосновенность монастырского имущества. Неплохие условия, верно?
– Я не понимаю, о чем идет речь! – твердо заявил монах, глядя в глаза штандартенфюреру.
Тот усмехнулся и сделал знак стоявшим за спиной монаха эсэсовцам. Те грубо вывернули монаху руки, разорвав при этом рясу у него на груди. Через прореху выпал висящий на серебряной цепочке небольшой предмет. Штандартенфюрер резким движением оборвал цепочку и рассмотрел предмет в свете карманного фонаря. Это был серебряный складень-триптих. Штандартенфюрер несколько минут изучал изображения и надписи на складне, и его лицо озарилось улыбкой глубокого удовлетворения.
– А вот и ключ, святой отец! Я подозревал, что он существует, но не ожидал, что настоятель монастыря Сан-Северин вот так просто носит его на своей груди. Я забираю этот предмет, поскольку он мне нужен. В любом случае он мне нужнее, чем вам, ибо вы даже не знаете, от какой тайны этот ключ. А я знаю!
– Вам это только так кажется в вашей гордыне, – проговорил монах. – На самом деле вы слепы, как новорожденный котенок.
– Оставим эту бессмысленную дискуссию, – нахмурился штандартенфюрер. – Итак, вы согласны выдать мне имеющиеся в вашем монастыре пластины, аналогичные этой?
– Я не понимаю, о чем идет речь, – бесстрастно повторил монах.
– Вы полагаете, что я поведу обычный длительный допрос, и уже приготовились к пыткам? – иронически осведомился штандартенфюрер. – Нет, у меня недостаточно времени для этого, поэтому мой план гораздо проще и эффективнее. Идемте!
Они поднялись по лестнице в крипту, затем по коридорам и лестницам добрались до нависшей над внутренним двором монастыря галереи. Во дворе царила суета: через монастырские ворота въезжали грузовики, из которых солдаты высаживали плачущих детей и кричащих женщин и сгоняли их в один угол двора. В противоположном углу, освещенные светом фар, стояли двенадцать монахов.
– Это местные жители из ближайшей деревни, – пояснил штандартенфюрер, кивнув на рыдающую толпу. – Они помогут вам принять решение. Ну а своих монахов вы узнали, не так ли?
– Вы этого не сделаете, – пробормотал монах, глядя во двор.
– Это сделаю не я, а вы, – возразил штандартенфюрер. – Достаточно одного вашего слова, чтобы спасти всех этих людей. Торопитесь, расстрельная команда уже построилась. Кровь этих людей ляжет на вашу совесть.
– А на вашу совесть не ляжет ничего? – выдавил пересохшими губами монах. – Если вы действительно из древнего аристократического рода, то подумайте о чести предков!
– Моя совесть – это рейхсфюрер СС, моя честь – это верность рейху и фюреру, – резко ответил эсэсовец и крикнул солдатам: – Achtung! Feuer!
Простучали автоматные очереди… Настоятель остановил остекленевший взгляд на упавших у стены телах монахов. Солдаты заменили магазины в автоматах и ждали нового приказа.
– Следующими станут мирные жители, – предупредил штандартенфюрер и дал знак. Солдаты отделили от толпы двенадцать женщин и детей и прикладами погнали их к стене.
– Остановитесь! – прохрипел настоятель. – Я покажу вам то, что вы хотите!
Тавров внимательно прочитал текст, вскочил со стула и в волнении забегал по комнате. Инсигнии, инсигнии… Так! Теперь все начинает раскладываться по полочкам. Артефакты, инсигнии Повелителя Мира, складень, картина с изображением Серебряного Ангела – похоже, что все это завязано в один узел древней тайны. И за этой тайной много охотников. Шрайбер и Брен были причастны к
