температура. Так он сказал, во всяком случае.
– За наш счет думает выскочить? – с угрозой протрубил Сабельников. Он за день успел выпить две бутылочки, их содержимое напитало его храбрость. – Не выйдет! Тоже мне страус, в песок башкой зарылся! Каков дальнейший наш план?
У всех плавились мозги, главное – никто не представлял, чем еще их огорошит Рощин. Но именно сегодня они поняли, что действует Ким последовательно и сила его страшна. Какие, к черту, планы! Тут шкуру бы спасти, но только как? Мэр, глядя на заскучавших товарищей по несчастью, предположил про себя, что команда соратников, кажется, готова уже сдаться на милость Рощина. А Николай Ефремович никогда, ни за что и никому не сдастся, стоять насмерть будет! Поэтому он спросил недовольно:
– Что, лапки сложили? Мы еще посмотрим, кто кого. Есть предложение: попробовать откупиться от Рощина. Мы люди небедные, сбросимся и заткнем пасть этой мертвечине!
Мэр торжествующе пробежал глазами по команде, надеясь, что его план одобрят. Но реакция оказалась не та, какой ожидал. Зина лишь неопределенно плечиками шевельнула. Фоменко вообще никак не проявил своего мнения. Хрусталев рассмеялся истерично, затем как-то сразу замолк и сник, что, по-видимому, означало опасение, что Рощин выкупа не примет. Медведкин уныло проговорил:
– А сколько стоит честь? Сколько заплатить, чтоб человек почувствовал удовлетворение после унижений, разорения и клеветы? Сколько стоит предательство?
– Брось, Арнольдыч, – устало выговорил Бражник, – всему есть цена.
– Да? – поднял на него глаза спаниеля Медведкин. – Тогда ты найди Кима и предложи выкуп. Мне даже интересно, что он тебе скажет.
– Вот-вот! – оживился мэр. – Его надо найти и поговорить по душам.
– Где ж его искать? – вздохнул Фоменко.
– У сожительницы! – взвизгнула Зина и обратила взор на мэра, который первый предположил, что Рощина следует искать у любовницы. Все пропустили эту важную мысль мимо ушей, а она нет. – У гражданской жены.
Слова «гражданская жена» Зина всегда произносит с долей презрения, считая, что неприлично не оформлять брак. Ведь потом из-за этого масса недоразумений бывает. К Зине часто обращаются незарегистрированные вдовы, требуя защиты от официальной семьи покойного сожителя. Нет, вдуматься: не в суд идут, а к ней! У них, видите ли, законные жены отбирают часть имущества. И правильно делают, считала Зина. Это ж до какой степени надо быть беспринципной, чтобы позволить мужчине пользоваться домом, постелью, собой – и ничего не требовать взамен! Она их так и называет: сожительница. И брезгливо откидывается на спинку кресла, разговаривая с такими женщинами, отвлекающими ее своими посещениями от важных дел.
– Едем к ней, – воодушевился мэр. Все устремились за ним.
Степа уже привык видеть семерку в сборе. Правда, сейчас он одного недосчитался. Пронаблюдав, как шесть знаменитых личностей расселись по автомобилям и двинули гуськом, друг за дружкой в одну сторону, Заречный толкнул локтем дремавшего Толика:
– Давай за ними.
Яна спала на заднем сиденье и, когда машина тронулась с места, даже не проснулась. Кортеж из четырех автомобилей – на сей раз и мэр отправился в сопровождении помощников на служебном авто – некоторое время ехал по освещенной центральной улице. Но в районах частного сектора темень стоит жуткая. Свернув в переулок, очутились во власти полной тьмы. После очередной колдобины Степа предупредил:
– Толик, не спеши. Угробишь машину – Кулик с тебя три шкуры сдерет. И с меня тоже. Езжай потише и включи фары – мало ли, кто за ними едет.
В узком переулке, где и развернуться толком нельзя, четыре автомашины стали, перегородив полностью дорогу. Степа издалека увидел эту картину и попросил Толика остановиться не доезжая квартал, за углом. Сам же вышел из машины, натянул кепку на нос, поднял воротник куртки и медленно пошел по переулку. Пройдя мимо автомобилей, не понял, в какой дом нагрянули отцы города. На противоположной стороне сел на скамью у забора так, чтобы видеть все четыре автомобиля.
Медведкин остался в машине Бражника и ни за какие коврижки не согласился встречаться с женой Кима – ему было стыдно. Правда, о стыде своем он не сказал ни слова, просто отказался идти, и все. Остальные, опасливо обходя захлебывающуюся лаем на цепи собаку дворовых кровей, пошли к дому.
– Вам кого? – настороженно спросила открывшая дверь женщина лет тридцати, увидев сразу пятерых незваных и нежданных гостей.
Остановившись у порога толпой, прибывшие уставились на хозяйку. Майя – женщина красивая, темноволосая, черноглазая, статная – вовсе не скрывала, что не рада гостям. Да и они, войдя в дом, смотрели на нее затравленно, отчужденно. Поскольку гости, лица которых она теперь увидела и узнала, не проронили ни звука, Майя продолжила колдовать у плиты, не предложив им сесть, чем дополнительно выразила свое отношение. Инициативу взял на себя мэр:
– Мы хотим увидеться с Кимом.
Майя удивленно приподняла черную бровь и крикнула:
– Ким! Ким, к тебе пришли.
Вбежал мальчик и остановился в противоположных дверях, широко раскрыв глаза от удивления. Взрослые люди слегка подались телом вперед, в сторону ребенка, и наклонили головы, изучая Кима- младшего. Так, очевидно, рассматривают останки мамонта, откопав из вечной мерзлоты. Мать инстинктивно взяла мальчика за плечи и прижала к себе. Молчаливая пауза длилась с минуту. Снова мэр нарушил ее:
– Мы не к мальчику пришли. Нам нужен Ким-старший.
– Вы шутите? – вспыхнула Майя, лицо ее потемнело, глаза округлились, и в них сверкнул гнев. – Ким, иди к себе, произошла ошибка.
Мальчик с неохотой ушел, вопросительно поглядывая на знакомую тетю, обещавшую классу компьютер. Поскольку Майя ждала дальнейших разъяснений, мэр и поведал причину визита с простотой, достойной Иванушки-дурачка:
– Ваш муж, Ким Рощин, приходит к нам и чего-то хочет, но прямо не говорит. Мы согласны дать ему то, чего он хочет, но в разумных пределах. Вы уж скажите ему... или устройте нам встречу...
Майя задохнулась от волны возмущения, вызванной цинизмом ситуации:
– У вас хватило совести прийти сюда?! Хотя это вообще-то неудивительно, потому что у вас никогда ее не было. Но вы имеете наглость говорить о моем муже, которого сами же и загнали в гроб, как о живом. Убирайтесь вон! Чтобы духу здесь вашего не было!
– Вы, милая, забываете, с кем говорите, – Зину понесло, но у нее, всем известно в городе, обостренное чувство собственной значимости, потому иногда она лезет на рожон.
– Что? Это ты мне? – Майя рванула в соседнюю комнату и вернулась с охотничьим ружьем. Передернув затвор, направила его на гостей и процедила сквозь зубы: – А ну вон отсюда! Это моя собственность, вы не имеете права сюда входить без моего разрешения. Если сейчас же не уберетесь, я начну стрелять! – И Майя закричала во весь голос: – Караул! Грабят!
Пришедшие, увидев оружие, дружно попятились, ибо ни у кого не вызвало сомнений, что сожительница Рощина угрозу осуществит. А когда она стала звать на помощь, они, толкая друг дружку, выбежали во двор. За ними неслась разъяренная Майя, не выпуская ружье из рук:
– Ступайте на кладбище, там и увидитесь с Кимом-старшим, а ко мне больше не смейте близко подходить.
– Мы там уже были! – отчаянно выкрикнул Хрусталев, но его быстро втолкнули в авто.
Компания попрыгала в машины и умчалась, помяв цветы на соседних цветниках.
Степа, прячась за кустами, записал адрес дома и поспешил к Толику. Набрал на мобильном телефоне номер Куликовского:
– Что за женщина проживает по адресу: переулок Глинки, сто тридцать?
– Жена Рощина Майя. Вообще-то они не были зарегистрированы, но перед арестом он жил у нее, после тюрьмы вернулся к ней, у нее и умер.
Поблагодарив, Степан отключил телефон, задумался.
