Астманов распечатал конверт, уже догадываясь, что властители судеб договорились обо всем и обрубили все возможные связи, поскольку каждый выполнил свою задачу, даже не подозревая об этом. Бешеный буйвол из предосторожности писал на английском: «Учитель – Хранителю: «Иди своим путем». Жаль, не скоро увидимся. Зона действия…» Далее шли координаты. И все. И никаких указаний, обязательств, наград и обещаний. Свободен, как птица в полете! Вызвав в памяти участок карты северо- восточнее Кундуза, он прикинул, что указанная точка расположена на Памире… Координаты Астманов зашифровал последовательным прибавлением цифр, которые он забыть не мог – 1619 5132. Ключ содержал дату рождения и номер родного дома в Порт-Ветровске. Затем острым краем дорджи вырезал координаты группы на обратной стороне жетона с личным номером.
Предписание ему принесли вместе со служебным паспортом и причитающимися чеками ВПТ. Это означало, что в Кундуз он не возвратится. Хмурый старший лейтенант из строевой части молча подсунул Астманову чистый обходной лист и еще какие-то бумаги. Видимо, был предупрежден и вопросов не задавал. Скорее всего «отходную» Астманову готовили ночью, а штабные этого не любят.
В самолете Астманов и Арзаев сделали вид, что не знакомы, и в Кабуле, прощаясь, едва приметно кивнули друг другу. Ни к чему Марату было тащить за собой сомнительные связи – боевой офицер- десантник, академия впереди, карьера. Увиделись они через девятнадцать лет на Северном Кавказе, где полковник Арзаев служил в должности заместителя командующего армией, а Астманов выполнял не особо сложное поручение в Чечне. Еще через полгода, в декабре, Алексей получил известие о гибели Арзаева. Очевидцы рассказывали, что он выпрыгнул из сбитого чеченскими боевиками вертолета. Сгореть заживо или совершить последний в жизни прыжок – выбор десантника Арзаева был ясен.
С Юрием Вислицей Астманов больше не виделся и сведений о нем не имел.
А вот Яков Самко… «Папаясс», будь он неладен… Господи, оборони нас от друзей, а от врагов мы сами спасемся!
Рождество в Даруламане
Кабул. Военный городок 40 ОА
Декабрь 1986 г
В праздники на душе особенно тоскливо. Так всегда бывает в армии. А уж если эта армия стоит в Афгане!
На Новый год Астманову в Союз попасть не светило. Никто из редакции радио «Афган гак» этой милости не удостоился. И поделом: собачились со своим и заезжим начальством, почтения не оказывали, бакшишами проверяющих не баловали. Напротив, ждали, что их самих одарят за мужество на радиофронте… А тут еще штаб армии начал разрабатывать поход к пакистанской границе, чтобы снять блокаду с Хоста. Работы прибавилось, в том смысле, что пришлось чаще в эфире уговаривать моджахедов не стрелять в наши колонны.
Астманов собрал советскую редакцию, состоящую из трех лейтенантов: выпускников Военного института Аркадия Краинского и Сергея Белова, а также «офицера-любителя» Михаила Астафьева.
Алексей был настроен решительно:
– Новый год, Старый Новый год – отметим. А еще? А «Рождество твое, Христе Боже наш…» – пропустим?
Тут возник принципиальный вопрос. Какое Рождество отмечать? По какому календарю? Поскольку католическое было на носу, Астафьев, выросший на Западе в семье известного журналиста, мудро сказал:
– Давайте оба-два. Первое с папой римским, а потом со всем православным миром.
На том и сошлись.
А как отмечать? В школе не учили, в быту не праздновали. И тут всплыло полузабытое слово «мистерия». А за ним «вертеп», «волхвы».
Разумеется, вопрос согласовали с афганской стороной, а точнее с главным редактором «Афган гак» дягирвалем (полковником) Нарамом.
– Рафик дягирваль, у нас большой праздник. Мы завтра не появимся. Пленки для эфира ребята заберут вовремя, не беспокойтесь. (Бобины с записями программ лейтенанты доставляли через весь Кабул, в мотострелковый полк, где стоял передатчик.)
Нарам, хитро прищурившись, изрек, что по его данным никаких праздников у советской стороны 25 декабря не намечается.
– А Рождество Христово?
– Иса – величайший пророк и мать его Мариам – величайшая из женщин мира. Но вы же все атеисты, а еще у вас лично, рафик (товарищ) Астамон, фамилия не очень подходит для празднования рождения Исы.
– Да-да, а после Мухаммада поставлена печать. А еще, Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими! Очень мы вам здесь нужны вообще, со своей «политикой национального примирения»?
Глаза полковника, желто-серые, как его родные Сулеймановы горы, потемнели. Зря Астманов про эту политику помянул. Не простили афганские друзья дурацкой затеи – призывов к братанью с моджахедами. А Нарам бывал крут. Все он хорошо понимал – учился в Киеве, в Москве, военный летчик. Пистолет Стечкина держал под рукой, дулом к двери, на полочке обитого кожей письменного стола. Это Астманов точно знал. А совсем недавно невинного майора Исейкина, зампотеха, ответственный секретарь Махман два часа мурыжил по данному поводу. Одной рукой водку разливал, другой «макаровым» перед носом помахивал:
– Вы с кем нас хотите примирить? Они моего отца и брата убили, у меня полноги оторвало. А я с ними обниматься буду? Ты за эту политику?
Допрос продолжался часа два, пока оба «революционера» не накушались до стадии жарких лобызаний и клятв во взаимной верности.
Понимали афганские революционеры, что кончится для них эта «политика» виселицами на столбах в центре Кабула. Ладно, афганцы не первые, кого бросал СССР на пути к равенству и братству.
В канун Рождества день начался правильно. Был ранний, до рассвета, подъем. Выпили зеленого, жасминового, чаю. И хотя после него еще больше разыгрался аппетит, договорились: до первой звезды поститься сурово. Лейтенанты принялись за уборку. Астманову, как это и было заведено, досталось готовить угощение. Да чего тут готовить? Плов. Во-первых, он умел, во-вторых, дешево, в-третьих – на всех хватит и, в-четвертых – все европейцы любят эту азиатскую крестьянско-воинскую кашу с мясом и морковью, обильно пропитанную растительным маслом и бараньим жиром. И водка под нее идет, как вода ключевая!
Накануне земляк, Рома, принес Астманову в подарок половину бараньей туши. Земляк – великое дело в армии! Особенно в Афгане. Рома знал Кабул лучше любого аборигена, а чем занимался по службе, кто его знает! Вроде числился водителем у полковника Булатова, чеченца и военного строителя. Баранину Астманов рубил на пороге ванно-туалетного закутка старинной афганской саблей. Широкое тяжелое лезвие после третьего удара с оттяжкой – само согнулось в бараний рог. Пришлось взять штык-нож от «АКМ». Родная «марганцовка» оказалась покрепче.
Эх, плов кабульский! Спасибо братьям узбекам – научили делать тебя по всем правилам, из которых главное – готовить с душой. Поскольку едоков намечалось больше десятка, а казана не было, пришлось готовить по иранскому варианту. Зербак (мясо с морковью) – отдельно, бириндж (рис) – отдельно.
Рис – зерно к зерну – самый дорогой взяли в дукане у мечети «Душамшира». Там же – зиру, шафран, изюм и эль, с которым самый плохонький чай приобретает божественный вкус. Потом, на Чамане, где водка была дешевле, по 60 чеков (около 120 советских рублей) за 0,7 литра, купили молодой чеснок (в декабре!), лук, морковь, резанную соломкой, и нут – крупный горох. И несмотря на протесты Мустафина, что денег на хлеб не хватает, взяли полкило думба – курдючного жира. Пусть от всех будет исходить чесночно- курдючный запах – фимиам мирной, сытой и щедрой жизни на Востоке.
– Думба – это лекарство, – сказал Белов. – И лейтенанты, тут же, найдя в бардачке коробок с солью, съели по кусочку «живого» курдюка с лепешкой. Водителю, сморщившему нос, доходчиво объяснили, что так можно избежать всех афганских болезней, и в том числе ипохондрии от дефицита половой жизни.
Мясо Астманов тушил в чугунной утятнице, а рис готовил в эмалированном тазике. Купленный в «чекушке», магазине Военторга, он кочевал от корреспондентов к Наталье – секретарю-машинистке. Что
