Вообще не поймешь... Но Марго... я верила ей, как себе, я знала о ее прошлом почти все, мало того – видела, так сказать, материальное выражение этого самого прошлого – жуткие шрамы от ожогов на груди. Это Алекс швырнул в нее канделябр с горящими свечами, и теперь Марго обречена на глухие водолазки. Кстати, сам Алекс мне об этом тоже рассказывал...
Марго смотрела на меня выжидающе, словно ждала сочувствия. Ее манера постоянно себя жалеть иногда доводила меня до бешенства. Да, ее рассказ произвел на меня впечатление, да и кто остался бы равнодушным к страданиям семнадцатилетней девчонки в чужой стране, оказавшейся один на один с человеком типа Алекса, да еще запертой в подвале на два месяца. Эту жуткую историю Марго мне тоже рассказала. Именно тогда она поняла, что Алекс – совсем не тот, за кого она вышла замуж, что род его занятий далек от дозволенного законом. По идее он должен был бы убить ее, слишком много она узнала, однако, как я думаю, Алекс действительно любил Марго и не хотел потерять. И ее затворничество в подвале все-таки выглядело лучше, чем смерть, как ни крути... Но разве моя жизнь с Костей не из этой же серии? Да, он не толкал меня в подвал, но и свободой это нельзя назвать. Вокруг постоянные гоши, армены, артуры, вазгены – и каждый высматривает, выслушивает, бежит к Косте с докладом. А смерть Германа – на моих глазах? Я до сих пор иной раз просыпаюсь в холодном поту от четкой картинки – мертвый Герман на полу кафе и я рядом с ним... Разве Марго забыла об этом? Или видит только свои несчастья?
– Ты знаешь, Марго, я тоже очень хотела вырваться – из нищеты, из постоянного отцовского пьянства, из беспросветной работы в клубе – очень хотела. Да, Костя дал мне это – но что он взял взамен? Поверь, все, что с нами происходит, мы заслужили сами.
Марго вдруг села и жестко спросила:
– Да? Ты такая умная, Мэри, когда дело касается других. Тут ты начинаешь говорить тезисами, декларируешь истины – прямо Мессия! А сама? Ты – сама? Разве не ты сейчас ушла от своего Кости к моему Алексу, а? От одного чудовища к другому?
Я поняла – разговор окончен. Марго сказала то, что много дней носила в себе. Она ревновала. Собственно, в этом не было ничего удивительного или ненормального – она любила Алекса до сих пор, это совершенно очевидно.
Впервые за все время Марго не кинулась за мной, не принялась уговаривать – и это только подтвердило мои подозрения. Ну, что ж... Между двумя даже самыми верными и любящими подругами всегда становится мужчина.
...Я наскоро собралась, прихватила сумку и вышла из дома. Поеду к Стасу – в конце концов, у меня есть хотя бы он, почему бы не побыть с ним?
Стас жил на другом конце Цюриха в каком-то старом доме, половина которого была и вовсе заколочена. Однако та, которую считали жилой, сегодня оказалась чересчур оживленной – всюду горел свет, ходили какие-то люди. Стас при виде меня радостно подпрыгнул:
– Вау! Моя любимая партнерша! Мэри, проходи, знакомься...
Беспомощно разглядывая постоянно меняющуюся толпу, я поняла: знакомиться не с кем – и незачем. Ребята слишком уж явно демонстрировали свою принадлежность к малоуважаемой касте маргиналов... Добрая половина из них была под кайфом – скорее, наркотическим.
– Стас... откуда такие знакомые?! – прокричала я ему на ухо, стараясь перекрыть орущую музыку.
Стас потряс головой и неопределенно хмыкнул. Углубляться я не стала – не все ли равно? Люди, и все. Мы со Стасом перемещались по дому, он называл мне какие-то имена, которые я не запоминала, подводил к кому-то. Лица не отпечатывались в памяти...
Краем глаза я увидела торчащий из кармана джинсов пакетик. Вытащив его двумя пальцами, вопросительно помахала перед носом Стаса.
– Что, дорогая, хочешь?
Я было открыла рот, чтобы отказаться, но потом подумала: а чего, собственно? Опыт был...
– Хочу.
– А умеешь?
– Тебя могу поучить.
Стас с любопытством оглядел меня:
– Да? Ну, идем...
Мы уселись за небольшой столик, Стас ровной дорожкой насыпал кокаин и протянул мне стеклянную трубочку. Через какое-то время все неприятности отошли на второй план – и Алекс с его занятиями, Марго с вечным желанием быть маленькой несчастной девочкой. Захотелось танцевать, и я потянула Стаса в большую комнату – там орала музыка.
– Ну-ка, танго сделайте нам, – попросил Стас, и почти тут же диско сменилось немецким танго.
Сто лет я не чувствовала себя такой раскованной и легкой, не танцевала с таким азартом и такой страстью. Возможно, дело в том, что в какой-то момент покрытое каплями пота лицо Стаса вдруг сменилось лицом Алекса – я не знала, что он танцует... Го-осподи, как же хорошо он танцует... Никогда прежде у меня не было такого классного партнера – ни Иван, ни Стас не годились в подметки. Я закрыла глаза, отдаваясь властным рукам, ведущим меня по диагонали огромной комнаты, а когда открыла, поняла, что все-таки это Стас... Из его рук меня вырвала высоченная блондинка, повела вместо партнера и неожиданно впилась поцелуем в рот. Что произошло дальше, я не сразу поняла – девица отлетела в другой угол комнаты, Стас, кинувшийся ко мне с дивана, упал на пол, поскуливая и зажимая окровавленное лицо руками, а я оказалась лицом к лицу... с настоящим Алексом. Какие у него были глаза... я посмотрела в них всего несколько секунд – и потеряла сознание.
В себя я пришла только через несколько часов, открыла глаза и обнаружила, что лежу в постели в своей комнате. На мне все те же джинсы и водолазка, только сапоги валяются в углу – и сумка с курткой. Я попыталась сесть, но голова закружилась, подкатила тошнота, и в виски ударила такая боль, что стало тяжело дышать.
– О-о-о... гори вы все синим огнем... – простонала я, проклиная неведомо кого, хотя впору было себя.
Лучше стало через пару часов, я кое-как стянула джинсы и водолазку, облачилась в халат и пошла вниз, за чаем. После кокаина всегда хотелось горячего сладкого чая, который я в нормальном состоянии не пила никогда. Кроме того, жутко болел нос – всегда болел, стоило только чуть перебрать. Вот же дура, зачем оно мне было надо?
Проходя мимо комнаты Алекса, я вдруг услышала вскрик Марго. Не просто вскрик – так кричат люди на самом пике наслаждения... Ух ты, как все хорошо-то... Если честно, собственная головная боль сейчас занимала меня куда больше, чем удачно сложившаяся ночь Марго. И только совсем под утро вдруг в самом дальнем уголке сердца зашевелилась ледяная иголка – все-таки Марго, а не я...
В эту ночь я совсем не спала – курила на окне, чертила на стекле кольцом какие-то буквы и знаки, из которых к утру вдруг сложилось имя. Думаю, излишне уточнять – чье... Мне было отвратительно... Не то чтобы я не желала счастья Марго – нет, напротив, мне страшно хотелось, чтобы ей было хорошо. Но внутри что-то болело. Я спрыгнула с подоконника, схватила блокнот и карандаш и быстро- быстро записала то, что возникло в голове:
