Я перечитала и заплакала. Никогда не подумала бы, что способна на такое сжигающее чувство, как ревность. Раньше мне не приходилось испытывать подобного – к кому? Макс был весь мой, Костя... его я не любила. Да какое там – он в последнее время даже не скрывал, что завел любовницу и содержит ее. Но у меня это не вызывало никаких эмоций.
И вот появляется абсолютно чужой человек, с которым ничего нет, не было и не будет – и я схожу с ума от рвущей меня на части ревности... Я ловлю каждый его жест, каждый взгляд, слово, жду их – и отталкиваю его в тот момент, когда он делает шаг навстречу. Отталкиваю и потом мучаюсь здесь, на этом чертовом подоконнике, плачу и ненавижу себя за это. Я влюбилась – и боюсь признаться даже себе, а он – видит. Видит и пользуется, становясь все более изощренным в своих играх. Он тоже понимает, что я не предам Марго, и это добавляет азарта. Его взгляды и слова становятся все более откровенными, глаза притягивают меня все сильнее. Я каждую ночь вижу его во сне, просыпаюсь в слезах и не могу заставить себя спуститься вниз – потому что там он. Я ревную того, кто мне не принадлежит, – что может быть ужаснее? Я люблю чужого мужчину – разве это не наказание за все?
Как глупо, господи – глупо, страшно и больно.
Между мной и Алексом происходило нечто непонятное. Встречаясь в одной комнате, мы ненавидели друг друга так откровенно и яростно, что могли бы запросто зажигать камин взглядами. Наедине мы почти не оставались – я сразу поднималась и под любым предлогом уходила, спиной чувствуя насмешливый взгляд.
Иногда, глубокой ночью, он позволял себе войти ко мне – знал, что все равно не сплю. Я не реагировала, продолжала сидеть на подоконнике, уставившись в темное окно, а он стоял рядом – молча. От этого молчания по телу бежали мурашки... Я чувствовала его дыхание, слышала стук сердца – и кусала губы, чтобы не развернуться и не кинуться к нему на шею. Никогда прежде ни с одним мужчиной у меня не было такой странной связи – когда физически ничего нет, а я чувствую, что принадлежу ему вся, без остатка. Мне казалось, что его увлекает эта игра – он знал, что стоит ему просто тихо сказать: «Мэри, иди ко мне» – и я пойду, сделаю все, что он скажет. Но он наслаждался именно этими недомолвками,
Когда я поняла, что Алекс и Марго снова вместе, я испытала облегчение. Честное слово – стало намного проще дышать. Но я была бы не я, если бы не высказалась по этому поводу вслух, проигнорировав две предупреждающие фразы Алекса, за что получила пощечину. Самое ужасное заключалось в том, что я стерпела. Стерпела – хотя любому другому не поздоровилось бы.
Дальше – больше. Тем же вечером мы сидели втроем в гостиной, разговаривали ни о чем, я курила, и вдруг Алекс уставился мне в глаза, поймав взгляд. Я чувствовала себя мышью, на которую надвигается из темного угла огромный кот – а у мыши парализованы лапы. Неожиданно для себя я перевернула сигарету вниз тлеющим кончиком и потушила ее о голое колено. О собственное колено – вот так. Завизжала Марго, в ужасе вскочив на ноги и опрокинув чашку, из которой пила чай, в комнате запахло паленым мясом – и только Алекс продолжал смотреть мне в глаза, не отрываясь. Я не чувствовала боли в тот момент – боль пришла ночью...
Я сидела на подоконнике и грызла запястье, чтобы не плакать – ожог причинял невыносимые ощущения. Я даже не понимала, как и почему сделала это, почему не чувствовала боли весь вечер, а чувствую ее только теперь, да еще в таком диапазоне.
Дверь тихо открылась, и на пороге появился Алекс. Я почувствовала это, даже не повернув головы, – только он мог войти неслышно, Марго ворвалась бы шумно и сразу кинулась бы ко мне.
– Больно?
Я только кивнула, не выпуская изо рта запястья. Он подошел вплотную, небрежно откинул полу халата, хотя нужды в этом не было – халат и так слишком короткий и колен не закрывал. В руках у Алекса оказался какой-то тюбик без этикетки – из него он выдавил отвратительно пахнущую мазь и быстрым движением нанес ее на ожог. На какой-то момент боль усилилась настолько, что я подумала – все, умираю, а потом вдруг стало легко. Алекс что-то говорил шепотом, я не разбирала – или просто не понимала, на каком языке, – но последнюю фразу он произнес по-русски:
– Мэри, не доводи меня больше до такого. Я не люблю.
– Как... как ты сделал это, зачем?.. – выдохнула я, поймав его руку.
– Я хочу, чтобы ты поняла, Мэ-ри... Не надо стараться быть сильнее меня – ты не сможешь.
Он высвободил руку и ушел, плотно закрыв за собой дверь. Мне никогда прежде не было так страшно, как сегодня, я всегда считала себя сильным человеком, не подверженным гипнозу и прочим играм с сознанием. Оказывается, это не так...
Я написала это утром, когда сон уже совсем было сморил. Но ощущение от фразы Алекса не давало мне покоя. Как, ну как он понял, что я изо всех сил пытаюсь обыграть его в нашем противостоянии? Ну не может один человек настолько влезть в голову другому – так не бывает.
Завтракать я не вышла – боялась встретиться с ним. Марго пару раз зашла ко мне, но я притворилась спящей – даже с ней не хотела разговаривать. Да и зачем – насколько я видела, Марго совершенно счастлива, и мне очень не хотелось омрачать ее счастье.
Родилась мысль куда-нибудь уехать – чтобы не мешать им. Я с радостью покинула бы этот дом, но ни нормальных денег, ни вида на жительство у меня не было. Те, что я получила за книгу, таяли, да и не та это сумма. Мне становилось все тяжелее, я чувствовала себя лишней.
В довершение всего Алекс сделался совершенно невыносимым. Мне не было прохода, он преследовал меня повсюду и однажды зажал в коридоре, придавил всем телом к стене и начал целовать. Я изо всех сил упиралась руками в его грудь, пытаясь освободиться, но не мне было тягаться со здоровым, крепким мужиком.
– Убери руки, Мэ-ри, и все станет проще, – прошептал он мне на ухо, и я почувствовала, что сейчас действительно перестану сопротивляться – и будь как будет.
И только то, что я вдруг увидела в конце коридора замершую от ужаса Марго, придало мне решимости – я резко подняла колено вверх, и Алекс от неожиданности отскочил:
– Ты что?
– Ничего! Не приближайся ко мне!
Я почти бегом направилась вслед за Марго в ее комнату, заперла на ключ дверь и рухнула на колени перед подругой, успевшей сесть на кровать:
– Марго... зачем он, Марго? Ведь это не я! Я не хотела!
– Я знаю, Мэри. – Марго казалась абсолютно спокойной и даже равнодушной, меня это удивило: я бы на ее месте не сидела и не выслушивала мои излияния. – Поверь, не произошло ничего ужасного. Ничего, за что ты могла бы себя уничтожать.
– Это... это неправильно, Марго... ведь я же просила его не делать этого!
– Ш-ш-ш... не плачь. Он всегда делает только то, что считает нужным и чего сам хочет. На желания или нежелания остальных Алексу плевать.
Я не понимала – ну, откуда в ней вот эта флегматичность?! Если бы мой мужчина вел себя подобным образом, я бы нашла, как бороться. Уж соперницу бы устранила – точно. А Марго... не понимаю...
Я обняла ее и затихла.
– Не осуждай меня, Мэри, – вдруг попросила Марго, прижимаясь щекой к моей макушке. – Ты многого не знаешь...
