Внутризаводские подразделения еще работали в аварийном, нестабильном режиме. Ежедневные планерки, накачки, матерные оскорбления начальников цехов. Начальники цехов все транслируют мастерам, мастера — рабочим. Ругань, нервы, корвалол, выговор, опять корвалол, больница, снова выговор, корвалол, смерть. Новый начальник цеха начинает с планерки, и так далее. В низов^хх подразделениях колесо планового управления еще крутилось по инерции, но было ясно, что еще десятилетие — и заводы тоже будут захвачены застойным управлением.
356 Бим А Управление экономикой рычаги перестройки // Правда, 1987, 10 апреля
Постепенно они тоже перестали бы работать, управление вообще все закостенело, перестало бы работать в принципе.
В предперестроечный период основной движущей силой народного хозяйства были уже не предприятия, а цехи (предприятия-то как раз чаще были неуправляемы). За десять-двенадцать лет до того, при Хрущеве и в первые брежневские годы, передовыми были целые заводы, гремели «трудовые почины» предприятий. А в сталинскую эпоху существовали целые передовые отрасли, в которых совершали свои управленческие подвиги Устинов, Шахурин, Тевосян, Севастьянов, Ванников, Седов и прочие наркомы. Все это давно ушло в прошлое. В конце брежневской эпохи народное хозяйство уже было неуправляемым на уровне отраслей, малоуправляемым на уровне предприятий и вполне управляемым на уровне цехов. Основной рабочей лошадкой был уже не нарком или министр, не начальник главка и даже не директор предприятия — от них уже мало что зависело. Рабочая лошадка той эпохи — начальник цеха. Продлись застойный период еще десять лет, и главной движущей силой системы управления стал бы мастер или бригадир. По счастью, этого не случилось.
Вышеупомянутые процессы были повторением ситуации в русской армии накануне первой мировой войны. Тогда распространявшаяся сверху деградация системы управления привела, по едкому замечанию председателя военно-морской комиссии Государственной думы А. Шингарева, к тому, что русская армия/ вышла на войну с хорошими полками, посредственными дивизиями и плохими армиями357.
Если построить портретный ряд руководителей плановой экономики (в ранге наркомов или министров), то получится персонифицированная история деградации советской системы управления. Первый призыв — наркомы ленинской эпохи. Яркие, интересные личности, хотя и редкостные злодеи. Они оставили след в политике, экономике, партийной борьбе, многие — в науке и публицистике. Луначарский — оригинальный публицист и драматург; Чичерин, нарком иностранн^гх дел, писал книжки о Моцарте. И Троцкий, и Дзержинский, и Бухарин, и другие были незаурядными, многогранными личностями, сильно повлиявшими на те сферы и отрасли, которыми они занимались. Их помнит и знает вся страна.
Затем, в ходе репрессий, пришло второе поколение отраслев^гх руководителей — сталинские наркомы. Они уже на целую голову ниже своих предшественников. Например, преемником Троцкого, Чичерина и Литвинова на посту наркома иностранн^хх дел стал Молотов. «Молотов не был создан для первых ролей, его почти не видели среди рабочих и крестьян. Зато он аккуратно вел бесчисленное множество дел, выполняя ту канцелярскую часть работы, которую не слишком любил делать Сталин. Большевики первого поколения, не особо ценившие кабинетную работоспособность, уже тогда дали Молотову презрительную кличку „каменная задница'»358.
Ч. Болен, посол США в Москве, отзывался о Молотове так:
«В том смысле, что он неутомимо преследовал свою цель, его можно назвать искусным дипломатом. Он никогда не проводил собственной политики. Сталин делал политику, Молотов
357 Русская военная история . С 389
358 Медведев Р. Об одном московском долгожителе С. 69
претворял ее в жизнь. Он пахал, как трактор... »359.
Сталинские наркомы были великолепными организаторами и талантливыми отраслевыми специалистами, зачастую они могли совершить невозможное. Но они уже не были широко эрудированными людьми, они не занимались ничем, кроме своей отрасли, — ни политикой, ни партийной работой. «Главными критериями для руководителей являлись не интеллигентность и компетентность, а напористость, жесткость, стремление любыми средствами выполнить задание, не считаясь с последствиями. Работать приходилось буквально на износ, отвечать за все и вся»360, — вспоминает А. Пономарев.
Естественно, они были невежественны во всех остальн^хх вопросах. Как бы то ни было, эти управленцы занимали свои места. Они соответствовали своим должностям, они совершали управленческие чудеса в годы индустриализации, без их нечеловеческой энергии и работоспособности не удалось бы сохранить управляемость экономики во время второй мировой войны. Сталинские наркомы оставили след в своих отраслях, их до сих пор помнят на предприятиях (разумеется, пожилые работники), они остались в истории.
Закончилась сталинская эпоха, пришло следующее поколение — хрущевские министры. По сравнению с предшественниками они были гораздо более серыми личностями. Их не помнит практически никто, кроме историков, занимающиеся тем периодом. Люди гораздо менее энергичные, менее способные, гораздо более склонные к приспособленчеству, уже освоившие премудрости «техники административной безопасности» и потому более устойчивые к санкциям.
Прошла хрущевская эпоха, наступило время брежневских министров. Вот этих-то народ запомнил, причем не с лучшей стороны. В своих отраслях они приобрели репутацию непрофессионалов и интриганов, подхалимов и коррупционеров, в общем — худших из худших. Почти каждый из брежневских министров внес немалый вклад в развал «своей» отрасли, в торжество коррупции и неэффективности. Этих министров надолго запомнили в своих отраслях, да и не только в них. Как можно не запомнить нечистого на руку Щелокова на посту министра внутренних дел? Разве можно забыть главного идеолога партии Суслова, который сделал все возможное и невозможное для того, чтобы людей тошнило от официальной пропаганды?
Впечатляющая эволюция системы: от Дзержинского — к Щелокову, от Бухарина — к Суслову. Таков закономерный результат деградации системы управления, когда за какие-то четыре поколения лучшие из руководителей сменились худшими. Объяснить это субъективными факторами невозможно. «Объективные социально-экономические условия формирования и развития советского менеджмента можно охаракт3еризовать как приятные для неумелого (непрофессионального, небрежного или корыстного)»36 .
Какими же конкретно методами люди и организации противостоят системе управления, как им удается ее обмануть и приручить? В этой сфере наш народ изобрел много нового.
Начать с того, что на всех этажах управления спасались фальсификацией отчетности. «С
359 Цит по. Медведев Р. Об одном московском долгожителе. С 69
360 Пономарев А. Что б^1ло до оттепели и кукурузы // Родина, 1994 — № 10. — С 86
361 Акулов В Б , Рудаков М Н Указ соч С 47
самого начала планы носили директивный характер и содержали явно завышенные задания, которые не могли быть выполнены.
Однако сразу же была введена система постоянной фальсификации всей отчетности на базе так называем^хх сопоставим^хх цен 1926-1927 гг., включая практику приписок в „социалистическом соревновании'. В целом, темпы роста промышленного п {3о2изводства в 30-х гг. завышались более чем в два раза, национального дохода — почти в два раза» 62.
Более двадцатилетия — с середины 60-х до конца 80-х — продолжалась игра в «кошки-мышки» между Госпланом и министерствами, с одной стороны, и подчиненными им предприятиями — с другой. Министерства пытались заставить заводы отчитываться по такому показателю, который не позволит предприятиям приписывать себе невыполненную работу, не даст возможности занижать производственные планы, и тем самым вынудить заводы и фабрики производить максимум того, что они действительно могут. Работу предприятий планировали и оценивали то по валовой продукции, то по реализованной, то по
