Получается, что государство — враг самому себе, его же собственный аппарат работает против государства. Оно выпустило из бутылки джинна бюрократизма и не может с ним справиться. То, что бюрократия в своей развитой, застойной форме не нужна и даже вредна государству, доказывается хотя бы тем фактом, что при всяком переходе системы управления в нестабильное, аварийно-мобилизационное состояние, власти начинают отчаянно бороться с бюрократией, упрощать процедуры согласования, сокращать документооборот, безжалостно выкидывать лишние звенья управленческой цепи, сокращая численность чиновничества.

Казалось бы, зачем это надо? Ведь если, как уверено общественное мнение, многочисленная и сильная бюрократия нужна сильному государству, то зачем государству с ней борется? Чтобы понравиться населению? Вряд ли. В стремлении завоевать симпатии народа еще можно заподозрить Андропова или Горбачева. Но зачем это Петру Г или Павлу Г? Они в народной любви не нуждались, хотя с бюрократией боролись, стремились упростить аппарат управления, придать ему более современный вид. Как написано о сподвижниках Петра: «„Птенцы гнезда Петрова' кто угодно, только не бюрократы — какой такой закон? В почете система личн^гх распоряжений»376.

Неотъемлемый элемент нестабильного режима системы управления — попытки дебюрократизации. Застойная, развитая бюрократия защищает от реформ своих чиновников, и не только их. Если руководитель защищает себя, то он защищает и свое подразделение — отдел, цех, воинскую часть, имение, артель, секту. Защищаясь сам, он защищает от репрессий и население. Изощренные бумаготворческие процедуры, бесконечные согласования проектов решений, детальные регламенты — все это защитные механизмы, спасающие людей и организации от тотальн^гх мобилизаций и волевого перераспределения ресурсов. С помощью бюрократических технологий население (а чиновники, даже в ранге министров — тоже народ) смягчает жесткость системы управления, стабилизирует ее, приспосабливается к ней и одновременно «приручает»

376 Сироткин В. Указ соч С 52

систему. «Обюрокрачивая» систему управления, люди делают ее приемлемой и переносимой.

Поэтому для перехода в нестабильный режим реформаторы стремятся если не уничтожить окончательно бюрократию, то хотя бы ослабить ее влияние. «Деспотизм не может обойтись без шоков^гх методов управления, бюрократия же не может работать в таких условиях»377. В подобные переходные эпохи населению страны бюрократия нужнее, чем государству. Для русских людей бюрократическая деятельность является таким же полем для творчества, как и фольклор, анекдоты, религиозные верования, народная литература, и т. п. Это своеобразная отрасль национальной специализации, национальный вид спорта. Государство борется с бюро­кратией. а население ее воссоздает и с ее помощью защищается от государства. Причем наибольшее развитие защитные бюрократические технологии управления получают после долгого пребывания системы в нестабильном, мобилизационном состоянии.

«В 1690 г. приказн^гх людей насчитывалось 4657 человек, тогда же как в 1640 г. — 1611 — почти трехкратное увеличение за полвека. Старец Авраамий в тетрадях, поданн^гх Петру I, писал: „По приказам начальнх людей посажено: где бывало прежде всего по одному, ныне два, ин378е есть и три... А молодых де подьячих полны приказы, иным де и сидеть негде, стоя пишут'» . «Причем большая часть их — почти три тысячи — сидела в приказах московских, распространяя отсюда волны указов и повелений на всю страну»379.

Бюрократические учреждения не только множатся, но и укрупняются. В том же XVII веке «с шестидесятх годов почти исчезают приказы с одним-тремя подьячими, теперь средний штат их — двадцать-сорок человек. ...Иностран381^1, бывшие тогда в Москве, с ужасом писали о „почти бесчисленном количестве' чиновников»3 0.

«До революции, рассказывал мне отец, призывом в армию и увольнением в запас занимались уездный воинский начальник и три писаря при нем.

Сейчас на территории бывшего Елисаветградского уезда, где призывался и тоже помогал писарям бесплатно мой отец, существуют шестнадцать районов. В каждом — свой военкомат с немалым штатом. Кроме того, в каждом сельсовете — начальник военно-учетного стола (ВУС). В итоге десятки работников военного ведомства на район, а по всей территории бывшего уезда — целая рать. Итак, то, с чем справлялись худо-бедно четыре человека, теперь делают сотни»381.

«В 1940 году в годовом отчете колхоза было всего три счета, в 1957-м —уже 29, теперь — 90»382. В моей родной Ярославской области к концу 90-х годов на каждый колхоз или совхоз приходилось пять управленцев в районном и областном аппарате агропрома383.

377 Сироткин В Указ соч С 52

378 Цит по Павленко Н. И. У истоков российской бюрократии // Вопросы истории, 1989 — № 12 - С 3-17

379 Лексин Ю Указ соч С 78

380 Там же С 80

381 Радкович М Волостному старосте и не снилось! // Правда, 1988, 8 августа

382 Горленко В. Словарь бюрократа // Правда, 1988, 29 апреля

383 См Ананьев А , Быстрое Г, Стародубцев В Село устало от команд // Правда, 1988, 13 марта

За последнее десятилетие, когда страна приспосабливалась к жизни в нов^гх рыночнх условиях, численность занят^гх в аппарате управления удвоилась384. Такова защитная реакция общества на перемены — резкий рост бюрократизма. То же самое наблюдалось вскоре после революции и после хрущевских реформ. Чиновничий аппарат растет, все приспособились к новой жизни. Как писал о российской бюрократии Ю. Лексин, «сознание своей безусловной нужности верховной власти при постоянно ожидаемх гонениях вырабатывает у русского чиновника изворотливость потрясающую, хребет гибкий, но неперебиваемый»385.

Частным, отраслевым примером сопротивления нестабильности и переменам может служить профанация реформы высшего образования. Более десяти лет шла всесоюзная (впоследствии — всероссийская) вузовская борьба против сокращения лекционной нагрузки. Кафедры, факультеты, университеты и вся система высшего образования в целом успешно нейтрализовали попытки ре­ формирования учебного процесса.

Дело в том, что в ходе перестройки планировалось привести высшее образование в более или менее современный вид — уменьшить количество лекций как пережитков средневекового книжного голода и соответственно увеличить долю лабораторных и практических занятий. Намечалось расширить свободное время студентов, чтобы они проводили его не столько в аудиториях, сколько в библиотеках, лабораториях и спортзалах.

Поскольку сокращалось количество лекций и росла доля практических занятий, то пропорционально снижался и процент персонала, занятого чтением лекций, — профессоров и доцентов, а увеличивался процент тех, кто проводит практические занятия, — ассистентов и старших преподавателей. Структура вузовского персонала должна была измениться в сторону уменьшения числа относительно высокооплачиваемых лекторов за счет увеличения доли менее оплачиваемых преподавателей.

Естественно, вузы начали отчаянно сопротивляться. Способов придумано множество. На мой взгляд, наиболее успешный из них заключался в том, что лекции по основным учебным курсам действительно сокращали, но параллельно вводили большое количество мелких спецкурсов. Спецкурсы надо было читать не целому потоку из 75 или 100 человек, а маленькому потоку из од­ной группы, то есть 25 студентам. Вместо того чтоб читать одну лекцию ста студентам, преподаватель четыре раза собирал их группами по 25 человек и записывал себе четырехкратный рост учебной нагрузки.

Кроме того, чем больше спецкурсов, тем чаще студентам приходится сдавать экзамены и зачеты, а за экзамены и зачеты преподавателям засчитывается отдельная нагрузка. В результате учебный процесс стал более дробным, количество лекций не уменьшилось, качество подготовки специалистов и структура преподавательского состава не изменились. В каждой отрасли были свои маленькие победы над системой

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату