Ведь я не Лорель Дарринг! Люди бывают похожи, что ж тут такого?
А она смотрела на меня — из зеркала, и я смотрела на нее, и чувствовала себя ужасно. Все здесь видели что-то мистическое в нашем сходстве, и я тоже видела что-то мистическое в этом. Как я могу быть так похожа на нее?
Я зашла к себе в комнату и села на пол, закрыв глаза.
.
Глава 8 Нападение
Когда я спустилась во двор, сгущались сумерки. Воздух прозрачно темнел, скрадывая цвета и очертания предметов. Темнела грубая каменная стена с еще незапертыми воротами. Серело мокрое небо над башнями и зубцами стены, серел снег во дворе, покрытый десятками тропинок и одиночными цепочками следов, грязно серели в рыхлом снегу колеи за воротами. В открытые ворота был виден мокрый черный лес у реки, ровное серое снежное поле до самого леса и петляющую среди снегов рыхлую грязную кашу дороги. Небо было серо, но ясно, на востоке на сумеречном фоне вырисовывались тонкие очертания зарождающегося месяца. Как сказал поэт:
У ворот высокий худой парень в зеленой ватной куртке, перегнувшись пополам, прикуривал у старика, сидевшего на скамеечке. Едва различимый сизый дымок взвился над ними в неподвижном сыром воздухе. Двое их товарищей, стоявшие по обе стороны ворот, облокотившись на пики, с интересом наблюдали за их действиями. Один из стражников был совсем мальчик, худой, маленький, с веснушчатым круглым лицом.
Слышен был далекий говор часовых на стене. Двор был пуст. Я стояла, запахнувшись в плащ, вдыхая холодный воздух. Темнело прямо на глазах, месяц стал ярче и отчетливее на синеватом фоне неба. Проступили редкие, бледные еще звезды.
Я услышала шаги Ольсы. Рыхлый снег издавал тихий оседающий звук под ее ногами, ступавшими быстро и широко, как всегда. Легкий запах сирени поплыл в сыром воздухе. Я оглянулась. Ольса подходила ко мне, призрачная в сумеречном вечернем свете, в длинном белом платье и короткой, до пояса, белой шубке. Ольса держалась руками за концы зеленого шерстяного шарфа, накинутого на голову. Льняная завивающаяся прядка свешивалась на ее лоб.
— О, как я ненавижу эти дни, — заговорила Ольса негромко, улыбаясь слабой улыбкой, — знаешь, когда я принимаю посетителей, — она сделала жест, выпустив на миг конец шарфа, и снова взялась за него, — Иногда, знаешь, иногда я даже не знаю, что со всем этим делать, со своей властью над этими людьми. Это ты, наверное, уже поняла, да?
Я молчала, глядя на нее снизу. Лицо Ольсы смягчилось, она смотрела поверх меня, и глаза ее стали мечтательно глубоки.
— Я всегда так любила эти места, — сказала она тихо, — Здесь жизнь такая неторопливая, спокойная, и в округе всегда такая тишина. Я думала, я тихо и спокойно состарюсь здесь и умру, и вся моя жизнь будет наполнена лишь созерцанием этой красоты. Посмотри вокруг! — сказала она с неожиданным воодушевлением, хотя здесь, во дворе, не на что было смотреть, вокруг были только крепостные стены, мокрый снег и хозяйственные постройки, — Посмотри! Ведь здесь так красиво! Я было в шести княжествах, но нигде я не видела такой красоты!
Мои губы дрогнули, я пригнула голову, скрывая невольную усмешку, и сказала быстро и слегка нараспев:
— Очертанья горы — так прекрасны в закатный час — когда птицы над ней — чередою летят домой — в этом всем для меня — заключен настоящий смысл — я хочу рассказать — и уже забыл я слова.[10]
— Не смейся надо мной.
— Я не смеюсь. Я знаю много таких стихов. Может быть, слишком много.
Что-то детское было в ее лице, когда она поджала губы и скосила глаза на кончик своего носа. Становилось темно, рубеж, отделяющий сумерки от ночной тьмы, был уже пройден. В темном воздухе полетели тихо мелкие снежинки.
И вдруг — настолько вдруг, что мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать произошедшее, — я увидела, как что-то темное и большое полетело со стены вниз и тяжело упало в рыхлый снег, и это что-то было — тело часового. И они заполнили весь двор — кричащие мохнатые твари. Воздух наполнился визгом и низким, отрывистым лаем; воздух наполнился мохнатыми огромными телами, и блеском кривых сабель, блеском оскаленных клыков… часовые лежали в лужах крови, темнеющих на сером снегу. Из караулки выбежал высокий худой парень, светловолосый, без сапог, в расстегнутом камзоле. Пригнувшись, он прыгнул босыми ногами в рыхлый снег, полоснул мечом по морде одной твари, ткнул в живот другой, и тут же на него накинулись, затоптали, повалили в снег, и скоро он перестал двигаться и, видимо, жить.
Одна из этих тварей возникла перед нами. Тогда я и не рассмотрела этих существ, даже то, что напало на меня саму. В моей памяти только и сохранились мутные коричневые глаза и белые клыки, с которых капала слюна, и кривое, зазубренное, широкое, странное лезвие сабли, угрожавшей мне. Я оттолкнула Ольсу назад и развернулась, прикрывая ее. Правая моя рука метнулась к бедру. Меча не было.
Это было — как в кошмарном сне, ибо только во сне мне могла привидеться, что я вышла куда-то без оружия. Вот он, благословенный Север, где шесть веков не было войны, вот его влияние.
— Беги, — крикнула я бледной, замершей от испуга Ольсе.
Повернувшись, она бросилась к зданию, путаясь в длинной юбке. Я ударила нильфа ногой в живот, прыгнула назад, уворачиваясь от сабли. И в развороте поймала тот момент, когда Ольсу, взбежавшую на крыльцо и схватившуюся за ручку двери, настигло мохнатое кривоногое существо и с короткого замаха воткнуло топор ей в спину. Ольса словно споткнулась. Нильф выдернул топор, и кровь хлынула на белый мех. Светловолосая голова мотнулась в сторону, Ольса наклонилась вперед, к двери, и вдруг отшатнувшись назад, упала. Тело ее, белое с красным (зеленый шарф остался у двери), безвольно, словно тряпичная кукла, скатилось по ступенькам и замерло в снегу.
Я закричала. Рыхлый снег, в который я проваливалась почти по щиколотку, мешал мне — никогда еще мне не приходилось драться в таких условиях. Рычание и вой пугали меня. Я уворачивалась от ударов, отходя к зданию; все это казалось мне сном или бредом, не имеющим с явью ничего общего, я еще не успела осознать, что происходит. Никогда еще я не видела ТАКИХ нелюдей. Они заполняли двор — неясные, мохнатые, темные тени, рычащие и визжащие; что-то фантасмагоричное было в этой картине…
Мохнатая туша сбила меня с ног (на меня пахнуло теплом и запахом мокрой псины), я упала в мокрый снег и неожиданно ударилась со всего размаха обо что-то головой и на миг словно потеряла сознание. Это было как вспышка темноты перед глазами. А когда это прошло, и зрение мое прояснилось, надо мной был занесен топор. Лезвие его смутно белело в наступающей темноте. Я перекатилась на бок, уворачиваясь от удара, и оттолкнулась от земли, собираясь вскочить, и тут огромная мохнатая туша свалилась на меня сверху, тяжело вдавив в снег.
Мокрый, псиный, животный запах окружал меня со всех сторон, жесткий лохматый мех щекотал мне
