– Мы об этом тоже думали, – нервно сказал он. Разговор шел на английском, и Дронго понимал, что третий присутствующий в номере человек, очевидно, не знает русского.
– Но нам пока не удается вычислить его сообщников, – добавил Соловьев. – Мы, соответственно, проверяем все его бывшие связи, всех его бывших друзей. И несколько прочищаем память захваченного в вашем отеле гостя. К сожалению, он знает не так много. Только место, где раньше прятался Ястреб. И где его теперь, разумеется, нет.
– Он знает или знал? – уточнил Дронго. – Мне казалось, Моше дал мне твердые гарантии, что я больше никогда не увижусь с этим типом.
Соловьев, уже успевший выпить коньяк, непроизвольно дернул рукой, и бокал, стоявший перед ним на столике, опрокинулся. Незнакомец успел подхватить его до того, как он упал на пол. Дронго обратил внимание на его реакцию. А Соловьев, поставив бокал, быстро заверил:
– Можете не беспокоиться. Я просто оговорился. Ваш незваный гость уже давно заплатил Харону за перевоз души на другой берег.
– Надеюсь, что он не поскупился, – пробормотал Дронго.
Пока незнакомец не сказал ни единого слова. Это был широкоплечий, уверенный в себе, излучающий силу человек. Бокал он держал тремя пальцами. И не пил, а словно дегустировал коньяк, чуть дотрагиваясь до темно-золотистой жидкости губами.
– Нас интересует несколько моментов, связанных с вашей деятельностью. У вас уже наверняка есть первые впечатления, первые замечания, – продолжал Соловьев, – какие-нибудь наблюдения, характерные детали происходящих событий. Не скрою, нас все это очень интересует.
– Я пока только присматриваюсь, – заметил Дронго, – прошло лишь несколько дней. Чтобы делать даже предварительные выводы, нужно время. Вы слишком торопитесь.
– Возможно, – согласился Соловьев, – но у нас есть для этого все основания. Поверьте, что в данном случае мы руководствуемся исключительно мотивами целесообразности. И потому прилетели сюда лично, чтобы вас выслушать.
– Что именно вас интересует?
– Все, что вы считаете нужным сообщить. Любая деталь, любая мелочь будет для нас очень важна.
– В таком случае, можно, я сам задам первый вопрос? – спросил Дронго.
– Да, конечно. А что именно вас интересует?
– После нашего разговора я позвонил портье. И узнал, что вы прилетели и сняли номер лишь полтора часа назад. И предварительно его не заказывали, что не совсем характерно для такого отеля, как «Ритц». И для таких профессионалов, как вы. Значит, ваш визит был очень срочным и очень важным. Могу я узнать, чем именно вызвана подобная срочность?
Соловьев снова переглянулся с незнакомцем. Очевидно, в его взгляде было нечто такое, что заставило незнакомца покачать головой. И он наконец раскрыл рот.
– Мы обратили внимание на повышенную активность маэстро Осинского и его менеджера, – пояснил незнакомец. По-английски он говорил хорошо, но все равно чувствовался своеобразный акцент человека, долго живущего в Израиле.
– А с чем она связана, вы не знаете? – спросил, улыбаясь, Дронго.
Его собеседники в который раз переглянулись. На этот раз они были даже смущены. Или просто разыграли смущение?
– Не знаем, – быстро сказал Соловьев.
– А мне кажется, я знаю, в чем причина их активности, – пояснил Дронго, – и вашей тоже. Вчера получено известие о победе сенатора Доула на первичных выборах сразу в нескольких штатах. Кажется, это событие каким-то образом связано и с нашим американским композитором, и с его заботливым менеджером, и даже с вашим столь срочным визитом. Разве я не прав, господа?
На этот раз незнакомец смотрел на Дронго в упор. Он даже не взглянул на заметно побледневшего Соловьева. Просто угрюмо и властно спросил:
– Даже если вы правы, что из этого следует?
– Из этого следует, что только чрезвычайная важность нашей встречи и моей работы могла заставить такого человека, как вы, прилететь сюда из Тель-Авива, – ответил Дронго.
– Вы знаете, кто я? – спросил незнакомец, даже не удивившись.
– По-моему, да. Вы не разведчик, иначе говорили бы по-английски несколько иначе, без акцента. И самое главное, не сидели бы в кресле с лицом сфинкса. Разведчики обычно имеют более подвижное лицо, способное мгновенно менять маски, настроения. Если хотите, они более театральны, более приспосабливаемы. Долгое время вы провели в самом Израиле. При этом вы прилетели на встречу с представителем МОССАДа с весьма внушительной охраной. Портье сообщил мне, что вы сняли все три номера, свободные на сегодняшний вечер. Я обратил внимание и на вашу манеру держать бокал, чтобы не пролить коньяк. И на вашу изумительную реакцию бывшего офицера коммандос. Вас трудно не узнать, генерал Аялон [Генерал-майор Ами Аялон. Отличился в военно-морском диверсионном отряде. Отмечен высшими наградами Израиля за личное мужество. В 1982 году во главе специального подразделения морских десантников высадился в Бейруте. Возглавлял военно-морские силы Израиля. В настоящее время руководитель контрразведки Израиля – ШАБАК. По израильским законам разглашение имени руководителя контрразведки недопустимо, так как оно считается государственным секретом. Однако это правило распространяется лишь на граждан Израиля и граждан дружественных Израилю стран, подписавших соответствующие правовые конвенции. Автор является гражданином страны, не подписавшей подобную конвенцию, и поэтому не попадает под действие уголовного законодательства Израиля за разглашение государственной тайны. По специальному закону о деятельности спецслужб страны руководитель ШАБАКа, как и руководитель МОССАДа, подчиняется лично премьер-министру страны и назначается им без оглашения имени в печати.].
– Мне говорили, что вы гений, – не удержался генерал, – но только сейчас я понял, насколько безупречен ваш стиль. Вы лучший аналитик из тех, кого я видел в своей жизни, мистер Дронго. Суметь так быстро вычислить, кто именно сидит перед ним, – для этого нужно быть не просто аналитиком. Для этого нужно быть таким профессионалом, как вы.
Глава 17
Напротив Дронго действительно сидел руководитель одной из самых засекреченных спецслужб мира – контрразведки государства Израиль, генерал Ами Аялон. Назначенный на эту должность сразу после смерти Ицхака Рабина, он получил в наследство от предшественника и массу проблем, связанных с обеспечением безопасности внутри государства, в котором отныне приходилось предполагать наличие не только палестинских террористов, но и своих собственных граждан, недовольных политикой правящей партии страны.
Дронго понимал, что только чрезвычайная, абсолютная необходимость лично присутствовать при этом разговоре могла оторвать руководителя ШАБАКа от дел и заставить совершить перелет в Париж. Он понимал и другое: если в здании отеля находится руководитель такого ранга, то здесь поблизости рассредоточено гораздо большее число агентов и сотрудников израильских спецслужб, чем можно было себе представить. Даже имя руководителя ШАБАКа считалось государственным секретом страны, привыкшей с первого дня своего существования бороться против враждебного окружения, граждане которой в результате естественного отбора выработали в себе тысячелетние гены недоверия к любому постороннему лицу. И только теперь он начал осознавать масштаб всех проводимых мероприятий и заинтересованность руководителей спецслужб Израиля в успехе его миссии.
Генерал Аялон довольно спокойно прореагировал на слова Дронго, тогда как Соловьев, напротив, вздрогнул и, пристально посмотрев на собеседника, спросил:
– Вы знаете генерала в лицо?
– Конечно, нет, – улыбнулся Дронго, – просто я его вычислил. Мне показалось, что такое
