мне до глубины души, он — извращение человеческой натуры. Пусть мне создадут волшебные замки, пусть меня погрузят в молочные реки с кисельными берегами, но боль, ты понимаешь, боль от столкновений с капиталистическими извращениями, от ожогов, оставшихся на теле и душе, от немыслимых разочарований, в которые я был погружен — эта боль никогда не позволит мне смириться с его существованием. Один из нас должен исчезнуть. Должен остаться либо я, либо капитализм. Ты скажешь, что капитализм невозможно победить, но мне плевать. Я выбираю себя, поэтому капитализм для меня, живого или мертвого, должен исчезнуть. Должны исчезнуть все сальные свиные рыла его адептов, которые продают свои души за монету. Пусть все летит в тартарары, но я вырву капитализм из своего нутра. Чего бы мне это ни стоило.
— Максим! — выставив руки вперед, убаюкивающе говорил ему Денис. — Ты переутомился. Ты устал. Тебе надо успокоиться, отдохнуть. Причина не в капитализме, причина в твоей нервной системе и богатом воображении. Нельзя делить весь мир на черное и белое, на добро и зло.
— Можно, — процедил сквозь зубы Максим. — Я — добро, а ты — зло. Добро всегда побеждает зло.
Он прицелился и нажал на спусковой крючок. Очередь прошила Дениса от паха до лба. Пули ложились последовательно, аккуратно.
Покачнувшись, Денис рухнул на пол.
Конец капитализма
Максим сидел на стуле и отрешенно вглядывался в зрачок телекамеры. Рядом лежал мертвый Денис, чуть поодаль — мертвый охранник. Эфир продолжался, но слов у него не осталось. Он смотрел в камеру и молчал. Странное шевеление происходило за дверями.
«Видимо, готовятся к штурму, — думал он. — Скоро ворвутся. Скоро все закончится. Я сделал все правильно, я вырвал из груди капитализм. Жаль, что не удастся помочь другим людям».
Режиссер Никонова тронула его за плечо.
— Вас вызывает на связь Кемерово.
— Кемерово? — изумился он. — Я никогда не был в Кемерово, кто может меня вызывать?
— Мы дадим на монитор сигнал.
На экране возникла картинка студии Кемеровского телевидения. Перед камерой сидел молодой человек с автоматом.
— Друг! — кричал он. — Ты слышишь меня, товарищ! Как тебя зовут?
Что-то светлое, радостное принеслось с изображением этого парня. Такая прочная, основательная радость. Глубинная.
— Максим! — отозвался он. — Что такое, в чем дело?
— Я видел трансляцию из Новосибирска. Поздравляю. Черт, как я рад! — глаза у парня были полны слез. — Я же думал, что я один. Представляешь, один в целом свете! Что весь мир продался капитализму, и только я выступаю против.
Он справился с волнением и, стараясь быть спокойным, добавил:
— Докладываю: меня зовут Иван. Я захватил Кемеровское телевидение. Объявил на территории области конец капитализма. Ждал нападения спецслужб — и тут ты. Черт возьми, Максим, это настоящее счастье — знать, что ты не один!
— Иван! — от всплеска восторга чуть не помутнело в глазах. — Иван, камрад, я счастлив. Я безмерно счастлив! Поборемся еще, как ты думаешь?
— Поборемся, Максимка! Само собой, поборемся!
Режиссер Никонова снова приблизилась к нему.
— На связь просится Омск. Включить?
— Кто там?
— Тоже какой-то с автоматом.
— Включайте.
Новая картинка. Парень. В руках автомат. На губах — радость.
— Новосибирск? Слышите меня, Новосибирск?
— Слышу вас, Омск.
— Меня звать Алексеем. Это ты захватил телевидение, брат?
— Я, брат. Что там у тебя?
— Я в студии Омского телевидения. Ворвался, пострелял немного. Заявил жителям, что капитализма больше нет. Думал, все — секир башка мне, а тут ты.
— Я не один. Есть еще Кемерово.
— Кемерово? Ох ты, здорово! Держитесь, камрады! Победа за нами!
Тут же новый вызов. По телефону.
— Новосибирск? — девичий голос.
— Новосибирск.
— Говорит Тюмень. Меня зовут Людмила. Я захватила здание администрации Тюменской области. Объявила о крахе капитализма. Местное телевидение его передало. Прошу сообщить о моих действиях жителям Новосибирской области.
— Молодец, сестренка! Держись, ты не одна!
А сообщения не прекращаются. Лавиной несутся.
— Я — Салават. Захватил банк в Уфе.
— Я — Зульфия. С боем прорвалась на Казанское телевидение. Нет капитализму!
— Николай. Уничтожаю частную собственность в Нижегородской области.
— Федя я. Захватил телевидение в Ростове. Прошу информационной поддержки.
Центральные каналы включили. Программа «Время». В студии вместо привычных ведущих — вооруженные ребята.
— Мы члены революционного комитета. Объявляем о захвате нашими силами Кремля и свержении ненавистного капиталистического президента. Подобные выступления проходят во всех регионах нашей Родины. Капитализму в России пришел полный кирдык, с чем вас, товарищи, и поздравляем! Все выступления капиталистических отбросов будут жестоко подавляться. Потому что нет оправдания капитализму и чужд он человеческой природе.
А ночью вообще кураж начался запредельный. На всех мировых каналах — сообщения о революциях.
— Япония.
— Саудовская Аравия.
— Южно-Африканская республика.
— Аргентина.
— Германия.
— Франция.
— Соединенное Королевство.
Под утро пришли новости из Штатов:
— По всей территории страны проходят выступления революционной молодежи. Правительство низложено, президент арестован. Капиталистические порядки в стране отменены. Да здравствует свобода!
— Да здравствует! — кричат все в Новосибирской студии.
И режиссер Никонова радуется, и журналист Огнев, и операторы, и осветители.
— Какое же счастье, — вопит Никонова, — что вы избавили нас от власти капитала!
А Максим пьян от счастья. Сил не хватает сдерживаться, и он плачет.
— Не будет больше на земле капитализма! — шепчет он. — Не будет больше эксплуатации! Новый мир будем строить! Свободный, справедливый! Господи, какая же жизнь сейчас начнется!
