Тогда Миних объяснил ей свой план. Регент может рассчитывать только на измайловцев и конногвардейцев. Наоборот, преображенцы слепо пойдут всюду за ним, Минихом. Завтра — то есть, значит, сегодня — очередь держать караул у Зимнего и Летнего дворцов за преображенцами. Следовательно, ничего не будет стоить захватить ночью регента и расправиться с ним по-свойски…
К моему удивлению, вместо того, чтобы поблагодарить Миниха, принцесса разразилась новыми слезами и градом упреков. Она говорила, что фельдмаршал хочет окончательно погубить ее, что предприятие может и не удаться, что с таким человеком, как Бирон, борьба непосильна, — и кучу всяких других вещей. Миних ушел, видимо, страшно рассерженный. Мне даже показалось, что он буркнул нечто похожее на угрозу…
Но сегодня рано утром он снова пришел. У принцессы была в это время Менгден, и Юлька быстро повернула все по-своему. Она принялась стыдить принцессу, уверять, чтос хуже все равно не будет и что лучше пойти на риск, чем терпеть такую муку. Принцесса поддалась, согласилась, но дрожала в это время, как осиновый лист! Между прочим, в середине разговора в комнату вошел супруг принцессы, принц Антон, но Менгден, не дав никому опомниться, попросту вытолкнула его, сказав, что его высочеству нечего здесь делать.
— Этот трус способен еще выдать нас всех! — заметила она, закрыв дверь за принцем.
— Так вот, милый Жак, что я узнала. Не правда ли, это важно? Но как хорошо будет, когда уберут этого злого урода… Уж я так торопилась к тебе, так торопилась…
— Любочка! — сказал Шетарди, страстно обнимая гибкий стан девушки. — Завтра поезжай в лавки и набери себе всего, что нужно для самой роскошной шубки, — я все уплачу!
— О, спасибо, спасибо! — воскликнула Любочка, хлопая в ладоши и затем кидаясь целовать Шетарди. — Какой ты милый! Так это действительно так важно для тебя?
— Страшно важно! — ответил маркиз. — Но… Черт! Я ничего не понимаю…
— Чего ты не понимаешь, милый? — спросила Любочка.
— Да так… У меня свои соображения… Ну, а скажи, ставил ли Миних какие-нибудь условия?
— Да, и очень много… Но я их плохо расслышала и не запомнила…
— И это назначено на сегодня?
— Да, сегодня ночью это должно быть исполнено!
— Но, Боже мой! — ночью решается ее судьба, а за несколько часов до этого она посылает тебя за мазью!
— А как ты думаешь, разве последнее для нее не важнее первого? Да и так это вышло: после ухода Миниха принцесса, как я поняла из ее разговора с Менгден, хотела съездить с визитом к жене Бирона, чтобы рассеять подозрения, если таковые имеются, — известное дело, коли совесть нечиста, так везде страхи чудятся… Ну, так вот, принцесса и говорит с досадой, что надо мыться, а то лицо не свежее. Тут Юлька и рассказала ей про твою мазь… Конечно, как меня позвали да попросили к тебе съездить, я вне себя от радости была. Сначала я потупилась и робко сказала, что как бы про меня худое говорить не стали, я-де себя так соблюдаю, так соблюдаю… А Юлька, злющая, наставительно говорит мне, что царские интересы важнее собственной чести…
— Ах, ты, моя красавица! — страстно шепнул Шетарди, еще крепче прижимая к себе девушку.
Он понимал, что одна шубка не может еще наградить Любочку в полной мере, что она ждет его ласк… Тут он был вполне 'в своей сфере'…
Прошло немного времени. В дверь постучали. Любочка поспешно оправила на себе, как могла, платье, пришедшее в довольно картинный беспорядок, и чин-чином уселась в дальнем углу дивана. Шетарди тоже привел себя в более приличный вид и подошел к дверям.
Это был Пьер.
— Ваше высокопревосходительство, — шепотом доложил камердинер, — только что прибыл его превосходительство шведский посол. Кроме того, Жан доложил, что господин Шмидт кончили копировать документ и желают передать его лично вам!
— Шмидта проведи в соседнюю комнату, барона — в деловой кабинет.
— Слушаю-с, — ответил Пьер.
Извинившись перед Любочкой, Шетарди вышел в соседнюю комнату, где ждал его Шмидт.
— Ну что? — спросил посол.
— Царевна не решилась подписать предъявленное мною ей обязательство. Она говорит, что ей нужно подумать…
— А! Ну пусть думает! — небрежно сказал Шетарди. — Ну, а текст условия?
— Сожжен мною.
— Ее высочество ничего особенного не говорила?
— Нет, но я сам подвергся преследованиям сыщика и еле укрылся от него…
— А! Это очень важно! Но сейчас мне некогда. Завтра я подробно расспрошу вас об этом… Ну, так у вас для сообщения мне нет ничего такого, что было бы важно знать именно сейчас?
— Нет, ваше высокопревосходительство, нет.
— В таком случае благодарю вас от души, идите с Богом!
Шмидт ушел.
Шетарди вернулся к Любочке, зайдя предварительно в свою туалетную.
— Любочка, — сказал он, — мне очень жаль, но приходится просить тебя уехать: пришел человек по важному делу! Вот три банки мази. Значит, надо делать вид, что ты просила для самой себя? Ну, хорошо! Так прощай, дорогая моя, займись шубкой и пришли мне счета! — Шетарди крикнул Пьера. — Пьер, — сказал он, — лошадь барышни отведена за угол флигеля, как я приказал, да? Ну, так оденьте и проводите барышню до кучера; ему лучше не подъезжать к подъезду.
Шетарди остался один.
'Hy-c, — сказал он про себя, — а теперь минутку посидим и подумаем. Что же это может значить? С кем играет Миних комедию? С Нолькеном или с принцессой? А может быть — с обоими? Здесь пахнет ловушкой! Любочка говорила, что преображенцы держат караул ночью и перед Зимним, и перед Летним дворцами… А, может быть, Миних просто хотел как-нибудь объяснить свое появление в Зимнем дворце? Он явится арестовать принцессу, а там подумают, что он ведет Бирона? Да, это пожалуй, — самая верная мысль! Но я не выскажу ее Нолькену… Теперь я знаю, что мне делать и какие меры принять!' — и он поспешил в кабинет к Нолькену.
— Бога ради, простите, дорогой барон, что я вас задержал! — произнес он, приветливо протягивая Нолькену обе руки, — но те сведения, которые я добыл в это время, наверное, послужат мне достаточным извинением!
— Помилуйте, милый маркиз, — ответил Нолькен, — об извинениях здесь и речи быть не может! Ведь мы работаем с вами заодно, идем к одной цели…
— О да! — с улыбкой сказал маркиз, — хотя иногда мы и расходимся в мнениях относительно пути, ведущего к этой цели. Ну-с, итак, вы рассчитываете сегодня ночью покончить со всеми нашими неприятностями? Но знаете ли вы, что царевна категорически отказалась подписать известное вам обязательство?
— Да? Это очень неприятно, но… что же делать? Придется всецело положиться на ее великодушие!
— Как вы ошибаетесь, милый барон! Я имею самые точные сведения, что царевна однажды сказала в интимном кругу: 'Я буду водить шведов и французов за нос, но им от меня все равно ничего не увидеть!'
— И все-таки для нас иного исхода нет! Хотя мой государь и убежден, что война с Россией была бы своевременной и победоносной, но войны не хочет сенат, а вы знаете, как умалена у нас королевская власть. Для Швеции нет выхода… И вот мне категорически предписано во что бы то ни стало изменить это положение вещей…
— Но уверены ли вы, что предпринятые вами шаги действительно помогут этому? Уверены ли вы, что Миних, получая от вас деньги, действительно сделает то, чего вы ждете от него?
— Маркиз! — сказал Нолькен, удивленно откидываясь на спинку кресла, — я не понимаю ваших сомнений!
