— А что?
— Очень широко играет в карты. Вчера я ему сильно проиграл, да и еще два моих товарища подверглись той же участи. Играет бешено, и у него много денег.
— Возможно! — сдержанно ответил Горянин. — Собственно говоря, я не знаю ни средств, ни рода занятий господина Чемизова, но человек он, видимо, вполне корректный.
— О-о! Разве я смею заподозрить? Но так мне показалось занимательным… Раньше его не бывало.
— Он приезжий. А что же, вы много проиграли?
— Так себе, — Хрюмин вздохнул, — но все-таки… Ну, простите!
Он пожал руку Горянину и вышел из буфета. К столику Алексея Петровича подсел Прохоров; он постучал ножом по тарелке и сказал лакею:
— Подайте мне водки и чего-нибудь есть. Что там есть в буфете?
— Ты, кажется, стал алкоголиком? — засмеялся Горянин.
— Делаюсь, — угрюмо ответил Прохоров. — Неудачи постоянные. Этот проклятый твой приятель совершенно пленил Дьякову, и я потерял всякую надежду.
Горянин покачал головой.
— Я тут с одним саратовским купчиком сошелся, вместе пьянствуем, — продолжал Сергей Филиппович, — вот теперь и все мои занятия. Надо встряхнуться, а нет сил. Просто карачун приходит.
— Ну, ну! — остановил его Горянин. — Это, брат, еще рано. Встряхнись! Скоро весна, поезжай куда- нибудь. Ты один, свободен, как ветер в поле, чего тебе печалиться? А потом как знать?… Дьякова — баба сумасбродная; увлеклась — и, может, это так угаром и пройдет.
— Не скажи, — вздохнул Прохоров. — Она мне намедни прямо сказала: 'Я люблю Чемизова'. Э- эх!..
— Да, у них что-то затевается. Жена говорила, что она замуж выходит, — сказал Горянин. — Приезжала на днях, показывала подарок его; красивая вещь и дорогая. Он, вероятно, богатый человек.
— Какой же подарок? — спросил Прохоров.
— Браслет, а устроен для брошки, как будто половина ошейника. Ряд бриллиантов, ряд рубинов, ряд изумрудов. Очень красиво. Застегивается на воротнике.
Прохоров на мгновение задумался, а затем спросил:
— Бриллианты, рубины и изумруды? По десяти?
— Да, по десяти!
Прохоров вдруг ударил себя в лоб ладонью и вскочил.
— Что с тобой?
— Э! Этого я даже и тебе не открою… Человек, получи! — крикнул Сергей Филиппович, бросая на столб деньги. — Я пошел.
Прохоров быстро вышел из окружного суда и поехал к Дьяковой.
С замирающим сердцем поднялся он по лестнице и позвонил. Ему отворила Агаша. Едва она увидела Прохорова, на ее лице выразилось смущение.
— Дома барыня? — спросил Сергей Филиппович.
— Дома, только… — начала Агаша.
Прохоров снял пальто, стал вешать его на вешалку, но вдруг увидел там пальто с плюшевыми воротником и обшлагами. На мгновение он побледнел, голова у него закружилась, но, осилив себя, он с беспечным видом вошел в уютную гостиную.
— Вы? — воскликнула Дьякова, торопливо поднимаясь с узенького дивана, нае котором остался сидеть Чемизов.
Сергей Филиппович успел заметить, как рука последнего опустилась на диван, видимо соскользнув с талии молодой женщины. Однако он сдержал прилив ревнивой злобы, взял руку Дьяковой и нежно поцеловал ее.
— Вы знакомы? — спросила Елена Семеновна.
— Немного, — сухо ответил Прохоров, кланяясь Чемизову.
Тот приподнялся и с усмешкой кивнул головой гостю:
— Мы виделись у моего товарища, Горянина. Я помню вас.
— Очень приятно! — сухо ответил Прохоров и сел в кресло.
Его взоры сразу приковались к шее Дьяковой, на которой он увидел только что описанный Горяниным браслет. Последний с двух концов был захвачен бархоткой, плотно охватывавшей шею молодой женщины, и представлял собою узкую полоску, украшенную тремя рядами драгоценных камней.
— Вы смотрите на мою оригинальную брошь? — улыбнулась Дьякова. — Я получила ее недавно в подарок, — и она перевела благодарный взгляд на Чемизова.
— Пустое! — сказал тот с легкой усмешкой. Прохоров успокоился, пересилив свое волнение.
— Меня действительно заинтересовала эта брошь… вернее, браслет.
— Да, это, вероятно, и был браслет, но замок утрачен, и он обращен в брошь, — объяснил Чемизов.
— Он напомнил мне о страшном преступлении, — проговорил по-прежнему беспечно Прохоров. — В декабре были найдены куски изуродованного трупа саратовской купчихи Коровиной. Приехавший разыскивать ее купец Семечкин — мой приятель. Он рассказывал мне, что у нее был такой же браслет, подаренный ей покойным мужем. Тридцать камней означали тридцать лет ее жизни, а десять одинаковых камней — десятилетие их супружества.
— Какие вы говорите ужасы! — воскликнула Елена Семеновна, невольно бледнея. — Что может быть общего между тем браслетом и этой брошкой?
Прохоров посмотрел на Чемизова, но лицо того было совершенно спокойно, и продолжал:
— Удивительное сходство! Я только вчера говорил с Семечкиным о том браслете.
— Глупости, глупости! — сказала Дьякова. — Таких вещей может быть сто тысяч.
— И даже меньше, — усмехнувшись, сказал Чемизов.
Сергей Филиппович сидел как на иголках. Положение его становилось глупым — очевидно было, что Чемизов не уйдет раньше его. Он встал, чтобы попрощаться с Дьяковой:
— Я заехал только взглянуть, как вы поживаете… веселы ли, здоровы ли…
— О, я счастлива! — воскликнула Дьякова.
— Дай вам Бог! — Прохоров поцеловал ее руку и тихо проговорил: — Про обещание не забудьте!
— Нет, — улыбнулась молодая женщина.
Сергей Филиппович холодно кивнул головой Чемизову и быстро вышел.
— Что он имел в виду, рассказав эту историю с браслетом? — спросила Дьякова, обращаясь к Чемизову.
— Ничего. Вероятно, его удивило простое совпадение, а ты вдруг взволновалась, — и он, обняв молодую женщину, привлек ее к себе.
— Но мой слух как-то неприятно поразили его слова.
— Глупости! — спокойно возразил Григорий Владимирович, целуя ее глаза. — Будем кончать дело.
— Я сейчас.
Елена Семеновна вышла и через несколько минут вернулась одетая.
— Все взяла с собой? — озабоченно спросил Чемизов.
— Чековая книжка вот здесь, — Дьякова показала на сумку, — а заявление я должна написать там.
— И уедем, — сказал он. — Завтра же!
Чемизов еще раз обнял счастливую женщину, поцеловал, и они вместе вышли из дома.
Дьякова пребывала в сплошном очаровании. Все, что ни говорил Чемизов, она беспрекословно исполняла и была рада, когда он выказывал свое удовольствие. Теперь она забрала из банка все свои сбережения. Они прошли в Центральную железнодорожную кассу и взяли билеты скорого поезда на Севастополь и отправились обедать в «Европейскую» гостиницу. Там Дьякова сидела в уютном уголке и жадным, восторженным взглядом смотрела на спокойное лицо своего милого. Он иногда устремлял на нее
