вид гостя ничуть не смутил его, и он галантно расшаркался, поклонившись боком, тем привычным движением, которым он сгибался над бильярдным столом, делая без промаха удар почти не целясь.
— С кем имею честь? — промычал он.
— Господин Николаев здесь? — спросил приехавший господин.
— Здесь! — ответил Орест.
— Я — Андрей Львович Сулима и хотел бы его видеть!
— Ага! — сказал Орест и воззрился на Сулиму, желая разглядеть того иезуита, к которому, как он знал, ездила Маня.
— Я желаю видеть господина Николаева! — повторил Андрей Львович.
— Направо в угол! — заявил Орест и сделал движение рукой, словно посылал бильярдный шар, в сторону дверей жильца. — Благоволите проследовать! — добавил он, а затем, пропустив Сулиму в дверь, затворил ее и приник к ней ухом.
Он заинтересовался: зачем приехал этот важный господин.
Он слушал, как иезуит, за которого считал Андрея Львовича, познакомился с Сашей Николаичем и объявил ему, что он может получить наследство.
«Опять это наследство!» — подумал Орест, махнув рукой, отошел от двери и вернулся на диван, находя, что лежание более соответствует его природным склонностям.
Через некоторое время Саша Николаич заглянул в столовую и снова побеспокоил Ореста.
— Скажи, пожалуйста, Марии Власьевне, что ее желает видеть господин Сулима! — проговорил он.
— Да что я вам дался? — обиделся даже Орест. — В кои-то веки предашься часам отдохновения и вдруг беспокойства… Я в вашу политику вмешиваться не желаю, так как в данном случае никакого профита от нее получить не могу.
Он повернулся лицом к спинке дивана и стал водить по ней пальцем, чертя не то какие-то невиданные узоры, не то цифры.
— Да подите же! — наставительно, требовательным тоном произнес Саша Николаич.
Но Орест даже не удосужил его ответом. Он только подрыгал подошвой сапога, ясно выразив мимикой: «Поди прочь!»
Титулярный советник Беспалов по некоторой робости, от которой он и на службе не имел успеха, не решившись показаться приезжему, тем не менее следил в щелку двери и слышал препирательства Саши Николаича и Ореста. Узнав, что этот приезжий желает поговорить с Маней, он, приседая на ходу, отправился к ней в комнату и позвал ее.
Маня вышла и совершенно просто приняла Андрея Львовича, как будто тут была не убогая столовая с лежащим на диване Орестом, а, по крайней мере, штофная гостиная.
— Я с вами хотел бы переговорить наедине! — сказал Сулима.
— Тогда пройдемте в мою комнату! — по-прежнему спокойно и просто предложила Маня и провела гостя в комнату к себе.
«Одно слово, «принчипесса!» — подумал ей вслед, любуясь ею, Саша Николаич, вспоминая название, данное Мане Орестом.
— А что, этот барин важный? — спросил слепой из своего угла.
— М-да! — ответил Орест.
— Он бритый?
— Бритый!
— Я его камердинером возьму! — воскликнул Виталий. — За пять миллионов в год пойдет!
— Ежели он не играет на бильярде, тогда не бери! — посоветовал Орест.
Андрей Львович долго беседовал с Маней наедине и, когда он возвращался назад через столовую, Орест как раз в это время прикладывался к графинчику в буфете. Усмотрев, что Беспалов забыл его запереть, он воспользовался тем, что титулярный советник укрылся на кухне. Выпив, Орест щелкнул языком и остановил Андрея Львовича.
— Почтеннейший меценат, а со мной вам не угодно будет поговорить? — спросил он.
— Нет! — удивился Сулима. — Мне с вами вовсе не нужно говорить.
— В таком случае, виноват-с… я думал, что вы со всеми нами, по очереди. Без различия пола и возраста. . А вы пожелали иметь беседу только с аристократами этих палестин! Уважаю ваше желание по законам гостеприимства!
И Орест простер свою любезность до того, что не только проводил гостя до передней, но и подал ему там, правда, вместо его шинели истерзанный и уже обтрепанный плащ, когда-то бывший у Саши Николаича.
Когда Сулима разглядел в полутьме, в чем тут дело, Орест уже удалился, предоставив ему самому освободиться от плаща и найти свою шинель.
Маня была настолько озабочена, что даже не сделала ему замечания за эту выходку.
Глава XXXVI
В течение всего дня Саша Николаич искал случая переговорить с Маней и даже прямо сказал ей об этом, но она сделала вид, что не слышит. И только вечером, когда титулярный советник ушел спать, у Саши Николаича появилась возможность остаться с Маней, которая стала раскладывать пасьянс на большом столе в столовой.
В последнее время она совсем не занималась шитьем.
Орест по обыкновению подошел, протянул руку и произнес:
— Такса!
— Да ведь я вчера вам дал пять рублей! — сказал Саша Николаич.
— Ну, так что же? — переспросил Орест.
Дело в том, что вчера у него не нашлось меньше пятирублевой бумажки и он доверил ее Оресту, чтобы разменять, причем тот дал ему честное слово, что разменяет.
— Ну так где же сдача? — в тон ему спросил Саша Николаич.
— Какая?
— Да ведь вы же взяли пять рублей, чтобы разменять и дали в том честное слово?
Орест трагически поднял руку кверху и воскликнул:
— Клянусь честью Беспаловых, что я разменял!
— А потом?
— А потом истратил. И исполнил свое слово: разменял, а затем чтобы не тратить я не давал обещания!
Против такой логики возразить было нечего; Саша Николаич дал ему полтинник и Орест ушел.
Маня продолжала внимательно раскладывать пасьянс, как будто всецело отдавшись этому занятию.
Оставшись с нею наедине, Саша Николаич придвинулся ближе и сейчас же заговорил:
— Вы знаете, теперь моя участь определилась!.. Сегодня мне этот господин Сулима сообщил, что я стал собственником небольшого поместья в Голландии, что мне надо только отправиться туда для исполнения последних формальностей по вводу во владение.
Маня осталась совершенно равнодушной. Она спокойно раскладывала карты, стараясь хитрой комбинацией добыть заложенную королем двойку пик.
— Конечно, это не богатство! — продолжал Саша Николаич. — Но это все-таки достаток, хотя и очень маленький и скромный. Но больше я и не желаю!.. Я так теперь счастлив!
Маня подняла на него свой взор.
— Этим маленьким достатком? — удивленно спросила она.
— Нет, главным образом, не им, а тем, что я встретился с вами!
Саша Николаич решил сегодня объясниться с Маней, но, несмотря на твердость этого решения,
