— Птица была одинока. Ее огромные крылья мерно взбивали бескрайние глубины пространства, где не на чем было остановить взгляд. Но в Ее глубинах была Сила и Сила была Жизнью. Она посмотрела на север, где не было севера, и Она посмотрела на юг, где не было юга, Она посмотрела на восток и запад, вверх и вниз. А затем из ничего и из Своей Воли Она свила гнездо. Гнездо было широким, глубоким и крепким. В это гнездо Она положила сто яиц. Она сидела в гнезде, высиживая яйца и размышляя, десять тысяч лет. Когда время приспело, она покинула гнездо и повесила вокруг него светильники, дабы птенцы могли видеть. Она смотрела, и Она ждала. Из каждого яйца вылупились по сто Сынов Птицы — общим телом в десять тысяч. Но столь широким и столь глубоким было это гнездо, что места хватило всем и с избытком — каждому по царству и каждый был царь — царь надо всеми существами, которые ползают и плавают, летают и бегают на четырех ногах, над существами, родившимися в щелях и закоулках гнезда, рожденными из тепла и ожидания. Мудра и жестока была Птица, мудры и жестоки были Сыны Птицы. Два раза по десять тысяч лет они сражались и они царствовали, и Птица была довольна. Затем некоторые из них решили, что они столь же мудры и столь же могущественны, как Сама Птица. Из ткани гнезда они сотворили тварей, подобных самим себе, и дохнули им в ноздри, дабы иметь своих сыновей, которые станут служить им и сражаться за них. Но сыновья Сынов не были мудрыми, не были сильными и жестокими, а были глупыми, слабыми и мягкотелыми. Птица не была довольна. Она низринула своих сынов и позволила, чтобы их сковали глупые и мягкотелые…
Перестаньте крутиться, мистер Рэндалл! Я знаю, что это слишком огромно для вашего маленького умишка, однако вы уж мне поверьте, что сейчас вам просто необходимо задуматься над вещами, которые длиннее вашего носа и шире вашего рта.
Глупые и слабые не могли сдержать Сынов Птицы, поэтому Птица поместила среди них, в разных местах, других, более сильных, более умных и более жестоких, дабы хитростью своей, жестокостью своей и обманом они не дали Сынам вырваться на свободу. Потом Птица удалилась, довольная, и стала ждать и стала смотреть, как игра играет сама себя. Эта игра играется. А посему мы не можем позволить вам общаться с вашим клиентом, равно как и способствовать ему каким-либо образом. Теперь вы видите сами, не правда ли?
— А ни хрена, — закричал Рэндалл, почувствовавший вдруг, что снова может говорить, — я не вижу! И к чертовой матери всю вашу гопу! Эта шутка зашла слишком далеко.
— Неразумный, слабый и глупый, — вздохнул Стоулз. — Покажите ему, мистер Фиппс.
Фиппс встал, положил на стол портфель, открыл его, вытащил оттуда какой-то предмет и сунул его Рэедаллу под нос. Предмет оказался зеркалом.
— Посмотрите, пожалуйста, сюда, мистер Рэндалл, — вежливо попросил он.
Рэндалл посмотрел на свое отражение в зеркале.
— О чем вы думаете, мистер Рэндалл?
Отражение потускнело и исчезло, теперь он смотрел в собственную спальню, но со странной точки зрения, словно немного сверху. В спальне было темно, однако он вполне мог различить голову своей жены, лежащую на подушке. Вторая подушка — его собственная — пустовала. Синтия пошевелилась, повернулась и негромко вздохнула. Приоткрытые губы слегка улыбались, наверное, ей снилось что-то хорошее.
— Видите, мистер Рэндалл? — прервал молчание Стоулз. — Ведь вы не хотите, чтобы с ней что- нибудь случилось, верно?
— Послушай, ты, грязный ублюдок…
— Спокойнее, мистер Рэндалл, спокойнее. Так вот, мы не хотим от вас ничего особенного. Просто не забывайте о своих интересах — и об ее интересах.
Стоулз отвернулся от Рэндалла, словно от чего-то безмерно скучного.
— Удалите его, мистер Фиппс.
— Идемте, мистер Рэндалл.
И снова Рэндалл ощутил унизительный толчок сзади, а затем оказалось, что он летит по воздуху, а все окружающее кувыркается, вертится, рассыпается на мелкие куски…
Совершенно проснувшись, он лежал в своей собственной постели, на спине, покрытый холодным липким потом. Синтия пошевелилась и села.
— Что с тобой, Тедди, — спросила она сонно. — Ты так страшно кричал.
— Ерунда. Сон какой-нибудь, наверное. Прости, что я тебя разбудил.
— Ничего. Желудок не в порядке?
— Да, есть немного.
— Выпей соды.
— Сейчас.
Рэндалл встал, вышел на кухню, разболтал щепотку соды в воде и выпил. Теперь, полностью проснувшись, он почувствовал неприятное жжение во рту, сода немного помогла. Когда он вернулся в спальню, Синтия уже спала, он тихо скользнул под одеяло. Не просыпаясь, она прижалась к мужу, согревая его своим теплом. Вскоре заснул и он.
Оборвав песню на полуслове, Рэйдалл слегка ослабил заглушавший нормальный разговор душ.
— Доброе утро, красавица!
Появившаяся в дверях ванной Синтия терла рукой один глаз и сонно глядела на мужа другим.
— Всем людям, поющим на голодный желудок, доброе утро.
— А чего мне не петь? Сегодня прекрасный день, я прекрасно выспался. И я сочинил новую, прекрасную душевую песню. Ты только послушай.
— Могу и обойтись.
— Эта песня, — продолжал Рэндалл, нимало не возмутившись, — посвящается Юноше, Который Вознамерился Питаться Червями Из Огорода.
— Какая гадость.
— Никакая это не гадость. Слушай. Включив душ посильнее, он объяснил: — Для достижения максимального эффекта необходим аккомпанемент льющейся воды. Куплет вервый:
Он сделал паузу, ожидая, видимо, аплодисментов, а затем объявил:
— Припев.
Тут он снова помолчал и объявил:
— Второй куплет. Только второй куплет я еще не сочинил. Повторить первый?
— Спасибо, не надо. Лучше вылезай скорей и дай мне возможность помыться.
— Тебе не понравилось, — укоризненно сказал Рэндалл.
