— А ты не шути, папа. Тетя Мина действительно передовой человек. Я горжусь ее поступком, — сказала Лялька.
— На мемориальной доске о таких деяниях не пишут, — сказал папа. — Так что потомкам придется довольствоваться фольклорными записями и изустными рассказами.
— Только в нашей семье могут случаться такие истории, — сказала мама. — Отказаться от шальных денег неизвестно во имя чего.
— В данном случае, — сказал папа, — от денег отказываются для того, чтобы выглядеть нравственно красивой. И это по меньшей мере эгоистично!
— Папа, ты, не смеешь так говорить! — закричала Лялька.
— А я утверждаю, что это эгоизм чистейшей воды, — ответил папа. — Если тете Мине деньги не нужны, она могла бы отдать их кому-нибудь…
— Неужели ты бы взял эти деньги? — ужаснулась Лялька.
— Не обо мне речь, — ответил папа, — хотя мой бюджет не идеально сбалансирован,
— Хорошо бы Пете пошить новое зимнее пальто, — мимоходом вставила мама.
— Это точно, но оставим пальто за скобками, — сказал папа. — » Кроме Пети есть другие дети. Почему бы не пожертвовать деньги детскому саду? Пусть ребяткам купят духовой оркестр, или оборудуют гимнастический зал со шведской стенкой, или, на худой конец, приобретут собрание сочинений Александра Дюма.
Тетя Мина ничего не ответила папе. Лялька тоже призадумалась. Все молчали, пока тетя не сказала:
— Ради детского сада я согласна стать наследницей!
Через неделю мы с папой пришли к тете Мине поглядеть, не получила ли она наследство. Честно говоря, очень уж мне не хотелось, чтобы она стала наследницей. Чего доброго, тетя подарит мне тогда пальто. А я не люблю новых вещей. Терпеть их не могу. Стоит тебе надеть новый костюм, как все пялят на тебя глаза, будто ты стоишь в витрине и на шее у тебя висит бирка с ценой. А мама просто глаз с тебя не спускает. Тут не стой, там не садись, не ходи, не дыши — молись- на новые штаны! Не могу я молиться. Не могу все время думать q новых штанах, — хоть убейте!
Тетю Мину мы застали дома. Дверь с лестницы в коридор была открыта, так что и звонить не пришлось. Папа сказал, что тетя специально так делает. Она не ходит открывать двери, чтобы не отрываться от книги.
Когда мы вошли, тетя сидела в кресле. В одной руке она держала кусок французской булки, в другой — колбасу. На коленях у нее лежала книга. Тетя кушала и читала.
— Ну, чем ты порадуешь семейную общественность? — спросил папа.
— Ничем, — ответила тетя. — Дело застопорилось.
— Воскресла Эльза Фишер?
— Нет, просто юристы потребовали мою метрику.
— А ты потеряла? Это не страшно. Добудем другую.
— Не думаю, архивы города, где я родилась, сожжены.
— Штампованная ситуация, — сказал папа. — Я видел пьесу «Воскресенье в понедельник», так там главный герой чуть не помер, доказывая, что он — это он.
— Оказывается, требуются еще документы, из которых было бы видно, что я законнорожденная дочь. Это, видимо, для зарубежных юристов.
— Актуальное требование, — сказал папа. — В семьдесят пять лет доказывать, что ты законнорожденная. Весьма актуально. Когда вступили в брак твои родители? При Л же Дмитрии или в эпоху освобождения крестьян от крепостного ига?
— Мой отец женился в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году.
— Прекрасно, — сказал папа. — Выходит, нужны свидетели с хорошим дореволюционным жизненным стажем. Они все подтвердят. Правда, найти таких свидетелей после двух войн и минимум двадцати эпидемий гриппа будет не так-то легко.
— Не лучше ли оставить эту затею? — сказала тетя. — Бог с ним, с наследством.
— Ни в коем случае, — сказал папа. — Нужны свидетели, — мы их добудем!
— У меня нет сил и охоты заниматься розысками, — сказала тетя.
— А ты вспомни о детишках, — сказал папа. — Это тебя подбодрит.
— Не знаю, — сказала тетя. — Может быть, и наследство какое-нибудь чепуховое. Ну, откуда у покойной Эльзы большие сбережения?
— Ты не знаешь капиталистического образа жизни, — сказал папа. — Там только безработные годами стоят в очереди за похлебкой. Но если человек работает, будь покойна, он обеспечен. Тем более артист. Эльза гастролировала в США. Она поднакопила деньжонок.
— Не убеждена, что это именно так, — сказала тетя.
— А ты почитай в газетах, как живут тенора и разные звезды. Об их причудах пишут по субботам в «Вечёрке». Одна звезда заказала себе автомобиль с горячим душем, другая купила для любимой собачки яхту, третья вместо кожаных набоек подбила каблуки бриллиантами. Так что, сама понимаешь, они просто не знают, куда деньги девать. И все же тетя отказалась искать свидетелей. Папа рассердился. Он сказал, что сам найдет. Он возьмет три дня отпуска за свой счет и достанет свидетелей из-под земли.
— Мертвых? — удивился я.
— Мертвых, живых, полумертвых — безразлично!
Папе дали отпуск. К нам начали приходить разные свидетели. Они были совсем старые. Они говорили с папой о графе Витте, Григории Распутине, Вере Холодной, Николае Втором и батьке Махно. Они помнили, наверное, все войны, какие только случались на земле. Они сами воевали, и один старичок, такой слабенький, что его, как маленького, привел внук, сказал, что он был начальником конной разведки и его тоже звали Петька. И папа сказал, что это правда. Он был отчаянным разведчиком, и сам Буденный вручил ему орден.
Вот какие к нам приходили свидетели. Они помнили папу и маму тети Мины, а один даже знал ее дедушку. Папа сказал, что с такими свидетелями любо-дорого знаться.? ними можно горы своротить. Судья заслушаемся, когда начнут рассказывать про старую жизнь, когда даже дети были законные и незаконные.
— А я законный? — спросил я. — : Законный, — рассмеялся папа.
А тетя добавила, что сейчас это не имеет значения. Государство радо всем детям, и все-мы до одного законные!. /
Свидетели не подвели папу. Судья сказал, что тетя была законным ребенком. И все начали ждать наследства.
Вы когда-нибудь видели, как привозят наследство? Я не видел. И все мои товарищи не видели. Вот бы поглядеть! Я думаю, что это бывает так. Во двор въезжает грузовик. Шофер нажимает на грушу и гудит на всю округу. И с улицы сбегаются дворники в белых фартуках и начинают сгружать всякую всячину.
Мне так и не довелось увидеть, как привозят наследство. Когда мы пришли к тете Мине, оно уже стояло на месте. Тетя, как всегда, сидела в кресле и читала книгу. И у нее был такой вид, будто ничего не случилось.
— Давай показывай, — сказал папа, — чем нас обрадовал капиталистический мир.
Тетя открыла комод и достала оттуда фотографию. На ней были изображены две девочки. Они стояли у мраморной колонны. Фотография была наклеена на картонку. Внизу я прочел:
Фотографы
его высочества князя черногорского Николая I
А. Рентче и Ф. Фрадерче.
С.-Петербург
— Это я, а это Эльза, — сказала тетя.
