куртке да семейных трусах в розовый цветочек, и подал штаны Гале. Галя достала из шкапчика нитки и подушечку с иголками и присела на край кровати. Домкрат опустился в кресло возле. Галя стала сосредоточенно пытаться вдеть нитку в иголку, а Домкрат молча наблюдал.
- Вы не могли бы мне помочь? – наконец обратилась к нему Галя. - Мои глаза не вполне хорошо видят.
Домкрат подсел рядом.
- Дайте попробую. Я, правда, выпимши… Давайте так – вы держите иголку, а я буду в дырку тыкать.
Они оба склонились над иголкой и, прищурившись, уставились на неё. В этот интимный момент распахнулась дверь, и на пороге появился мрачный Егор Тимофеевич.
Галя подскочила на месте, выронив иголку.
- Папенька! – перепуганно вскрикнула она. - Это вовсе не то, что ты думаешь!
- Да я никогда ничего не думаю, - громовым голосом произнес Пахотнюк, злобно вращая глазами. - Ну- ка встань, паршивец!
Домкрат послушно встал.
- Ты кто?
- Домкрат.
- Чьих будешь?
- Не понял…
- Кто твои родители?
- Отца я не знаю, а мать померла тем летом, работала на стекольном заводе…
- И ты вознамерился, ублюдок, мою дочь обесчестить? Да ты знаешь, кто я такой?
- Нет, - честно ответил Домкрат без тени страха в голосе.
- Да я… Да ты вообще что делаешь?
- В смысле, работаю где? Освежителем в шашлычной.
Пахотнюк несколько оторопел.
- Это как?
- Свежую тушки бродячих собак и кошек…
Пахотнюк расхохотался.
- Тушканчик… Ну сейчас я тебя, как кошку, и выдеру…
Он схватил Домкрата за шиворот и поволок к выходу.
- Папенька! Не надо! – кричала Галя, цепляясь за сюртук отца. - Этот человек мне жизнь спас!
- И ты его сразу в спальню притащила? Вся в мать!
Пахотнюк вырвал из её рук штаны Домкрата и швырнул вниз, к двери, а затем резко столкнул с лестницы и их владельца.
- Папенька! Как ты можешь? – закричала Галя, попытавшись кинуться вслед за Домкратом.
Властная рука отца остановила её:
- Куда? Мы с тобой ещё не закончили.
И он повел её назад в спальню, крепко схватив за локоть. Галя, неестественно вывернув шею, смотрела мокрыми глазами на Домкрата, который тяжело поднялся, вытирая с разбитой губы кровь, и крикнул:
- До свидания!
- До свидания… - прошептала Галя.
- Увижу ещё раз – кожу с живого сдеру! – взревел Пахотнюк, не оборачиваясь.
Он втолкнул Галю в спальню, закрыл дверь и повернул в замке ключ. Галя сорвала с головы чепец, бросилась на кровать и разрыдалась.
А Егор Тимофеевич, скрипя зубами, отправился к себе в кабинет, чтобы налить немного спирта и привести себя в чувство. Ему ещё предстояли сегодня важные государственные дела.
III
В Поселении было заведено, что Глава примерно раз в месяц объезжает свои владения. Никакой особой цели не преследовалось, и всё мероприятие было задумано, чтобы показать, что власть о народе заботится и даже вспоминает. Вдоль маршрута, по которому двигался Глава, выставлялись мужики в красных шёлковых рубахах и девки в сарафанах и кокошниках, которые должны были являть Главе всем своим видом пример добродетели, благостного смирения и процветания. Иногда Глава останавливался возле кого-то из них и задавал вопросы о том, как им живётся. Ответы были заучены и оригинальностью не отличались, поэтому чаще Глава предпочитал просто проезжать мимо, не надеясь услышать от людишек ничего для себя нового.
На этот раз Пахотнюк вышел из своего кабинета в легком подпитии и со сравнительно рабочим настроем.
- Михеич! – крикнул он. - Скажи, чтоб закладывали.
Михеич, стоявший до этого момента прислонившись к мраморной колонне, встрепенулся и, шатаясь, направился к лестнице, где благополучно поскользнулся и съехал по ступеням вниз на заднице.
- Осторожней, пьяный осел! – крикнул Пахотнюк. - Кости переломаешь – где мне потом другого такого дурня искать?
- Не волнуйтеся, ваше преосвященство… - пробормотал Михеич. - Враз найдем-с…
- Какое я тебе преосвященство? Совсем, что ли, лыка не вяжешь?
- Не волнуйтеся, - повторил Михеич, выходя в боковое крыло. - Это мы завсегда!
Пахотнюк чинно сошёл по лестнице вниз, одёрнул сюртук и со всей возможною солидностью появился на парадном крыльце, где его встречали приторными улыбками местные начальники, фабриканты и землевладельцы. Егор Тимофеевич поздоровался с некоторыми за руку, остальным же кивнул и за неторопливою беседой с хромым старичком, председателем земской управы, принялся ожидать экипаж.
- Слыхал я, Пафнутий Ленсталевич, будто вольнодумство в народе завелось?
Старичок крякнул и, тряся бородкой, отвечал:
- Никак нет-с, Егор Тимофеич, у нас с вольнодумцами разговор короткий… Как шпики чего такое унюхают, мы сразу к ногтю, и всего делов…
- Это правильно, - сказал Пахотнюк, переминаясь с ноги на ногу. – Нечего там бузотёрить… А как с агитацией дела обстоят?
- Да как же… Замечательно обстоят. По всем партячейкам последние директивы разосланы, в профкомах работа ведётся. Не извольте сомневаться!
- Ну, рад слышать… А! Вот, наконец, и экипаж.
К парадному крыльцу подъехал огромный джип вороной масти, запряжённый шестёркой лошадей. Михеич восседал на козлах, установленных на крыше, и явно был доволен собой, гордо оглядывая толпу.
Пахотнюк, председатель управы Рябинкин, глава торговой палаты Глухарёв и ещё пара чиновников забрались в экипаж. Глава высунулся из окошка и крикнул кучеру:
- Эй ты, там! Трогай!
- Куда изволите сперва, ваше-сходительство? – уточнил Михеич.
- Да как обычно, - ответил Пахотнюк. – В Серебрянку. И не гони, дурень, я тебя знаю.
Михеич взмахнул кнутом, потеряв равновесие и едва не свалившись с козел. Лошади нехотя тронулись, и джип покатился вперед. За ним последовала деревянная телега с чиновниками рангом пониже, до сей поры ожидавшая чуть поодаль.
Серебрянкой назывался небольшой райончик Поселения на отшибе. Он нравился Пахотнюку за то, что там всё время было к чему придраться – то колея разбита, то мост обвалился, то труп чей-нибудь забудут с дороги убрать. Однако прежде чем въехать в Серебрянку, предстояло пересечь тракт, а сие мероприятие редко проходило без происшествий.
- Ты, Михеич, попридержи, - скомандовал Пахотнюк, когда они по разбитому проселку подкатили к
