К обеду того же дня он узнал, что она погибла. Тот объект, который должен был быть уничтоженным Анастасией, оказался охраняемым. Это была скрытая охрана. Анастасия не успела сделать ни единого выстрела, как была убита… Погибли и несколько человек из прикрытия, организованного Степаном. Кляко тогда был отозван и посажен на долгие пять месяцев в тюрьму в Лефортово, где от него требовали объяснить: для чего он организовал прикрытие Анастасии и просто так подставил под пули семь человек? Его восстановили на прежней должности, вернули звание, и 'чистосердечно' признались, что 'прощальный бенефис' Анастасии был запланирован, и что в этом виноват он: КГБ не очень любил, когда ее агенты влюблялись в друг друга, так как они становились, по мнению КГБ, очень зависимыми от обстоятельств.
И дальше пошли годы, каждый день которых Степан изо всех сил старался забыть те дни, когда он был рядом с Анастасией, когда любил ее, а она его… Он смог это сделать.
Но сейчас он снова вспомнил все. Человеческая память обладает одной не очень хорошей особенностью: ничего невозможно забыть, даже если очень стараться. Можно убедить себя, что все забылось, и забыть, но…
Та женщина, которую он встретил на лестничной площадке возле лифта, была как две капли воды похожа на его Анастасию, на его любовь из прошлого, ту любовь, которая осталась с ним навсегда.
— Степан!..
Этот вскрик, полный страха и возмущения, выхватил его из страны прошлого, из ее картин, которые невозможно было рассмотреть детально, из-за тумана — воображаемой материи времени.
Кричала Наталья.
— Степан!..
— Да.
Наталья кричала из коридора. Он побежал к ней и увидел, что женщина дрожа смотрит на дверь.
— Что случилось?
— Там…
Она указывала на дверь.
— Что там?
Не знаю… Но что-то так сильно ударило в дверь, и, потом, залаяла собака.
— Собака? Ты уверена, что собака? — спросил он без удивления, спокойно, словно ожидал, что все именно так и произойдет.
Теперь с не меньшим испугом она смотрела на него.
— Ты так говоришь, словно знаешь, кто и что это было?
— Не уверен… Я не могу это объяснить…
Он прильнул к дверному глазку. На площадке никого не было. Он пронаблюдал минуты три, но ничего постороннего или подозрительного не заметил.
— Я ничего не вижу и не слышу. Может тебе все это показалось?
Женщина гневно сузила глаза:
— Не помню, чтобы я страдала галлюцинациями.
Он хотел было уже отойти, когда увидел, как чья-то фигура промелькнула перед самой дверью, и сразу услышал лай собаки. Животное находилось сразу у входа, лаяло с каким-то странным остервенением, царапало двери. И тут же ударили с такой силой, словно били тараном. Раскаливаясь, затрещал замок. Кляко выхватил оружие.
— Уйди в комнату и запрись там! — крикнул он Наталье, которая стояла за его спиной, застывшая и онемевшая от ужаса. — У тебя есть оружие? — И не дожидаясь ответа приказал: — Бери его и стреляй во всякого, кто войдет!..
Еще раз ударили. Замок раскалился до ярко-красного свечения и ручка стала поворачиваться. Все время лаяла собака, и этот лай был полон лютой злобы.
Когда дверь распахнулась, Кляко несколько раз выстрелил, но пули прошили пустоту лестничной площадки, где никого не было.
Степан, стараясь побороть дрожь во всем теле, сделал несколько неуверенных шагов, и, оказавшись на площадке, осторожно осмотрел все углы, посмотрел вниз, на лестницу, но никого не увидел. Услышав глухое рычание за спиной, он быстро развернувшись на звук и выстрелил. Вместе с грохотом выстрела одновременно раздался звонкий собачий визг и далекий, доносящийся из квартиры, женский крик, наполненный ужасом до такой степени, что у Степана замерло сердце.
— Не тронь, сука! — закричал он, перепрыгивая через труп убитой им собаки и вбегая в квартиру. Наталья кричала в спальне, истошно, захлебываясь собственным криком. Кричала так, словно ее пытали огнем. На бегу Кляко вспомнил обгоревшие трупы, которые он осматривал сегодняшним утром. — Не тронь!..
Он еще не мог понять, почему он обращался к еще неизвестному ему убийце, как к женщине. Просто был уверен, что это именно женщина.
Он знал, что в спальне должна была быть исключительно одна Наталья? Он не видел, чтобы кто-то вошел в квартиру.
Наталья застыла у шкафа, протянув руку к полке с пистолетом. Неясный, полупрозрачный огненный вихрь крутился вокруг нее, делая ее очертания расплывчатыми, колышущимися. Огонь яростно гудел, сыпал во все стороны искрами, но не сжигал непрерывно кричащую женщину. Кляко подбежал к ней, хотел выхватить из этого огненного вихря, но с криком боли отдернул руку. Его обожгло. Притом боль была настолько сильной, что у него помутилось сознание, но она была мгновенной, и когда прошла, он посмотрел на руку — кожа осталась невредимой, и даже не покраснела.
— С нею пока ничего плохого не будет, — сказал за его спиной спокойный женский голос.
Он быстро развернулся, собираясь выстрелить на голос, но опустил пистолет.
— Ты?!.
— Я, Степан. — Анастасия стояла в дверном проеме спальни, опершись о косяк. Она поправила каштановый локон, который упал ей на лоб. — Ты узнал меня.
— Я знал, что это будешь ты, но не узнал тебя раньше.
— Возле первой квартиры, — согласилась она.
— Да. — Он обернулся к Наталье, которая продолжала кричать, скрученная тугими жгутами огня. — Не делай ей ничего, — попросил Степан. — Не надо, чтобы она кричала. Очень прошу тебя, — взмолился он.
— Тебе ее жалко, но ты же ее не любишь!
— Очень прошу тебя. Не она тебе нужна, а я…
— Ты мне тоже не нужен, — произнесла Анастасия. — Сейчас не нужен. Я не для этого пришла. Отдай мне диск.
Она прошла к Наталье, коснулась рукой огненного вихря, который моментально пропал. Наталья
