Леонид Горек проезжал по улице, когда увидел у входа в метро торговцев цветами, и ему стало стыдно: он настолько потерял голову после утреннего звонка Алевтины, что забыл, идя на свидание с женщиной, купить и подарить ей цветы. Он притормозил и подбежал к продавцу, торговавшему розами. Никакие другие цветы не могли бы выразить его любовь, кроме роз. Их алый цвет и нежность, тонкий и драгоценный аромат, боль шипов — такова была его долгожданная любовь.
Он указал на огромную корзину с цветами:
— Сколько это стоит?
— Это? — лениво протянул продавец, оценивая покупателя, чтобы не прогадать с выручкой: перед ним стоял состоятельный бизнесмен — красивая одежда, дорогой автомобиль у тротуара, и еще что-то, в чем торговец цветами не мог ошибиться: он видел любовную горячку в глазах человека, а это говорило о том, что он согласен будет заплатить любую цену, тем более, что на этом стихийном рыночке больше никто не торговал розами. — Не так дорого, уважаемый… Вы посмотрите только: какая красота!.. Эти бутоны так же нежны и очаровательны, как поцелуй женщины.
— Я вижу, — ответил Леонид, у которого совершенно не было времени — надо было успеть сделать запланированные вчера дела, и большая часть из них была срочной. — Я спросил: сколько это стоит?
Он уже достал бумажник и расстегнул его, а продавец продолжал, съедая глазами банкноты в кошельке покупателя, расхваливать свой товар, так как еще не решил, сколько можно выручить за цветы с этого человека, тем более, что деньжата у того водились:
— Если будете брать вот эти, — он указал на уже готовый букет, — это обойдется вам в пятьдесят… в пятьдесят пять долларов! — От произнесенных слов он едва не задохнулся, но победно вздернув подбородок, обвел взглядом своих коллег, которые с нескрываемым интересом наблюдали за тем, что происходило.
Леонид усмехнулся.
— Я спрашивал не о букете, а обо всех цветах, которые у вас есть, — пояснил он.
Продавец взмок в одно мгновение и стал дышать еще чаще.
— Вы понимаете, что товар просто превосходный! — Ему надо было еще немного оттянуть время, чтобы прийти в себя после такого предложения — продать все цветы. — Осмелюсь спросить: кому вы покупаете цветы?
— Какая вам разница? — выказал легкое раздражение Леонид. — Я спрашиваю о цене, а не веду с вами дискуссию…
— Как оптовому покупателю… Можете забирать все за три… за четыреста долларов. Можете заплатить гривнами, но по курсу…
— Четыреста? — переспросил Горек и полез в бумажник.
— Да, — с готовностью едва не выкрикнул торгаш и суровым тоном добавил: — Это вам, уважаемый, еще дешево обойдется. Я делаю хорошую скидку — нет желания брать лишнее у покупателя и стоять весь день… Вот в цветочном салоне, который находится через квартал, с вас бы безжалостно содрали вдвое больше моего.
Леонид уже достал было деньги, но переспросил:
— Цветочный салон?..
— Да. Называется 'Роксолана'… Я, правда, не понимаю, что там от Роксоланы, разве что баб как в гареме у шаха. Хо-ха-ха!.. Это точно, я вам говорю.
Его глаза полезли из орбит, когда покупатель торопливо спрятал бумажник в карман и побежал к машине.
— Эй! — закричал продавец. — Эй, уважаемый, а как же покупка — цветы?..
Его голос был полон обиды, и казалось, что он вот-вот расплачется.
— Вениками тебе торговать, — произнес незлобиво кто-то из свидетелей этой истории. — Розе красная цена доллар, а он в пятьдесят раз заломил, дурак!.. Ой, какой же дурак!..
Продавец обернулся в сторону говорившего и замахнулся букетом цветов, который держал в руке…
Примерно через десять минут дерущихся людей разнимала и увозила в отделение милиция. Избитые, мокрые от воды, крови, все в цветочных лепестках, они рвались из рук милиционеров, понося друг друга последними словами
А Леонид тем временем ехал по городу в своей машине, салон которой, кроме водительского места, был занят букетами цветов. В цветочном салоне он купил все розы и попросил дизайнеров оформить букеты. Работали быстро, стараясь, как и было заказано, не делать одинаковых букетов, и за все это ему пришлось выложить всю наличность из своего кошелька. Там, у метро, когда торговец напомнил ему о цветочном салоне, ему пришла в голову мысль, что Алевтина настолько дорога ему, что и подарки ей надо покупать соответствующие, дорогие, даже если это розы…
'Он горит из-за того, что берет свое', — произнес, как молитву, по памяти, Леонид, выезжая в Гончарах на улицу Ивана Франко. Эта фраза была для него символичной, и сейчас получила совершенно новое значение, иной от прежнего смысл: если тот, кто говорил эти слова, имел в виду то, что он взял чужое, то Горек сейчас их понимал так: он горит ярко, так как берет то, что может и хочет принадлежать ему, берет свое.
Когда перед машиной появился человек, что произошло совершенно внезапно, Леонид успел нажать на тормоз, но было уже поздно. Хотя и скорость машины была в пределах нормы, но тело несчастного от удара взлетело в воздух и с невероятной силой врезалось в лобовое стекло. Водитель только успел склониться над рулем, чтобы разлетающееся от удара стекло не поранило глаза. Человек же, пробив стекло, упал в букеты роз… Леонид, совершенно ничего не понимая, поднялся, и несколько секунд изумленно рассматривал его. Человек лежал на цветах, по случайности сложив руки на груди, словно уже готовый к погребению.
— Что это? — выдохнул Леонид. — Что это, черт бы вас побрал? — закричал он, когда испуг взял в тиски его душу. Он, наконец, понял, что сбил насмерть человека.
Он обернулся и увидел, как лавируя между едущими автомобилями, к его машине бегут с пистолетами в руках милиционеры. Он заметил, как один из них, держа что-то в руках, вдруг упал… В его руках ярко горел огонь. Милиционер крутился на асфальте, стараясь сбить огонь с рук и с тех предметов, которые держал, но с криком боли бросил и с удивлением смотрел, как быстро догорают вещи, лежа рядом с ним.
— Эй, вылезай из машины! — приказал подбежавший первым милиционер. — Руки за голову!..
— Я не виноват, — сказал Леонид, но уже открыли дверцу и выволокли его из машины, бросили на асфальт лицом вниз, заломили руки, наступили на шею.
— Там разберемся, — многозначительно произнес милиционер, словно это 'там' было высшей инстанцией справедливости, а он — ее верным служителем. — Все вы говорите, что не виноваты… Встать!
Подоспели остальные милиционеры.
— Чертовщина какая-то, — с удивлением произнес один из них. — Влад только взял то, что бросил этот тип, а оно — раз и загорелось. Руки сильно попалило. Я 'скорую' вызвал. Ты не разобрал, что он кричал, когда выбегал на дорогу?..
— Кажется, называл фамилию Переверзнева…
— Мне тоже так показалось. Надо посмотреть его карманы, может есть какие-то документы. И свидетелей найти… — И потом, обращаясь к арестованному Леониду, спросил с укором: — Чего ж ты так, дура, гоняешь по городу?
— Я не гнал, — ответил Леонид, кривясь от боли в запястьях, которые жестоко сдавливали наручники. — Точно помню, что ехал не больше сорока.
— Видели мы твои 'сорок'! — горько усмехнулся милиционер. — Ты в этого типчика врезался как торпеда!..
— Или он в него, — сказал еще один, вылезая после осмотра трупа из машины. Он держал в руках документы и разворачивал их. — Я видел, что машина ехала медленно. Чтобы человек с такой силой бросался на машину — такое я видел впервые в жизни… Парень точно не виноват, но ГАИ разберется… Не наше это дело с рулеткой по асфальту лазить. Ты не видел, что он бросил? Я думал, что бомбу. Гад, с
