'Он для меня всегда будет ребенком'.
— Наташа… Я не думаю, что мне сразу следует начинать с…
Он замолчал, подыскивая нужные слова.
— С того, что я приеду к тебе вечером. Поверь, мне этого очень хочется, но что-то говорит мне, что так поступать, пока не следует.
'Да?' — в ее голосе было разочарование.
— Наташа, — продолжал Олег, стараясь говорить как можно ласковее, — это надо для меня. У меня есть другое предложение…
'Какое?'
По ее ставшему глухим тону он понял, что у неё испортилось настроение.
— Я заеду за тобой в десять, и мы поедем в ресторан. Я сейчас же закажу столик. Согласна?
Теперь с ответом не торопилась она, играя на его нервах, но что стоила эта игра после тех пережитых чувств на лестнице автовокзала в Новограде-Волынском — они были сущим пустяком, развлечением. Переверзнев даже широко улыбнулся этой мысли.
'Да, я согласна. В десять?'
— Да, в десять. — И пояснил, понимая, что необходимо это сделать — человек, который любит, не должен находиться в неведении — постоянное ожидание, неизвестность, как знал Переверзнев, только травят любовь: — Я буду на совещании у 'Шах и мата', но не думаю, что оно затянется до бесконечности. Ты не будешь сильно волноваться?
'Наверное, нет. Как у тебя дела?'
Наталья, как понял Олег, спрашивала о штурме.
— Наташа, встретимся, и я расскажу то, что смогу рассказать. Договорились? На этом я ненадолго прощаюсь. Пока. — И не дожидаясь, пока она ответит на его прощание, отключил связь, сразу набирая номер знакомого и уютного ресторанчика, решая для себя, что сделает все, чтобы не опоздать на свидание — Плещаная стоила того, чтобы отбросить все дела.
Наконец он набрал номер мобильного телефона Сувашко. Секретарь Президента ответил сразу.
— Добрый вечер, Михаил Юрьевич. Это Переверзнев.
'Где вы пропадаете?'
— Еду из аэропорта.
'Не могли сразу прилететь на дачу?'
Сувашко говорил, как всегда, в своей манере: торопливо, но разборчиво, сухо, но с какой-то участливостью.
— Нет, не мог. Там так красиво, что грохотать вертолетом над этой красотой — просто кощунство.
'Понимаю. Вы неисправимый эстет, Олег Игоревич'.
— Спасибо за комплимент.
'Это разве комплимент? — удивился секретарь, и сразу перешел к делу. Переверзневу нравились такие контрасты в этом человеке, которые показывали, что Сувашко никогда не забывает о деле: — Олег, тут журналисты берут твой офис, президентский и резиденцию прямо-таки приступом. Я думаю, с ними надо поговорить. Тебе'.
— Ты спрашиваешь, что я думаю по этому поводу?
'Ты всегда меня правильно понимал. Так что?'
— Если тебе не трудно — организуй… Думаю, что у меня есть, что им сказать.
'Мне трудно? — изумился Сувашко. — Что ты такое говоришь? Я организую тебе все в лучшем виде!'.
— Только большая просьба, Михаил: сделай так, чтобы все эти мероприятия не затянулись больше, чем до девяти часов вечера.
'Что-то очень важное?'
— Больше, чем ты думаешь.
'Хорошо, я в беде тебя не оставлю, — пообещал секретарь, и возвращаясь к дружественному тону, добавил: — Да, ты поторопись, пожалуйста, иначе шампанское выпустит весь газ'.
— По какому случаю праздник? — поинтересовался Переверзнев.
'А ты не знаешь? У самого хорошее настроение. Он доволен тобой: освободил десять человек — это не так просто'.
— Но штурм провален! — в возмущении немного повысил тон Олег.
'Ну, — спокойно ответил Сувашко, — у каждой медали есть две стороны. Здесь все в порядке, — уверил он, — так что можешь приезжать смело: ты сегодня здесь на белом коне. Пока'…
— Пока, — растерянно ответил Переверзнев. Он совершенно ничего не понимал. Если секретарь Президента говорил о шампанском — значит, это так и было на самом деле. 'На белом коне'… Трудно привыкнуть к странностям жизни даже тогда, когда прожил половину столетия: иногда бывает, что теряя одно, приобретаешь другое, более ценное чем прежнее.
Стараясь не думать о причине того, почему он делает это, Переверзнев открыл автомобильный гардероб и стал переодеваться: после падения на лестнице, костюм, который был сейчас на нем, пришел в негодность для того, чтобы в нём можно было появиться в президентских апартаментах, тем более идти на свидание с женщиной в ресторан.
Он предчувствовал, как мало хорошего осталось в его жизни, чтобы в эти моменты, 'езды на белом коне', думать о плохом. Надо было с жадностью собирать те крохи радостей, которые были ему пока доступны, чем он и занимался.
— Когда будем в Конча-Заспе, Дима?
Водитель бросил взгляд на часы:
— Движение очень плотное, Олег Игоревич, но думаю, что если постараться, — он полез в специальный ящик за проблесковым маяком, — будем у Президента не позже, чем через двадцать минут.
— Езжай спокойно — без иллюминации, — приказал министр, и водитель положил маяк на место.
С переодеванием было окончено. Было приятно ощущать на себе свежесть чистой и новой одежды. Автомобильный гардероб Переверзнев комплектовал сам. Там было все: спортивный костюм, обувь и инвентарь (иногда случалось так, что надо было несколько сетов побегать с теннисной ракеткой по корту, или посидеть со спиннингом на берегу озера или реки — деловые свидания часто носили окраску отдыха); там же висел дорогой смокинг — для особо торжественных случаев, кроме официальных (на официальные министру следовало облачаться в парадную форму, что он делал, по известным причинам, без особого удовольствия), выходная одежда, которую он одел сейчас, нисколько не смущаясь от того, что будет выглядеть весьма необычно среди своих коллег (запасного рабочего костюма у него не оказалось — не предусмотрел, что… Прочь эти мысли! Прочь!). Сейчас на нем были свободные, дорогие и красивые джинсы (что уже само по себе из ряда вон по случаю предстоящего совещания), короткая кожаная куртка и клетчатая (ковбойская — как называл ее Олег, и как было на самом деле) сорочка. Дополняли наряд, не в техасском, конечно, стиле, мягкие, спортивного вида туфли и ремень. В такой одежде он чувствовал себя полностью свободным и помолодевшим, и представлял себя в своем служебном лимузине, как случайного пассажира, которому необыкновенно повезло, и его согласились подбросить на столь дорогой 'тачке'.
Вообще давно отмечено и применяется умными людьми там где и когда надо, что одежда способна управлять человеческим поведением. Говорят: 'Положение обязывает', но забывают добавлять, для точности и справедливости: 'Одежда требует'. А она требует много, и можно неожиданно многое открыть в себе, одев на себя совершенно непривычный смокинг: сразу появляется осанка, голос утяжеляется до торжественности, а с губ, хочешь этого или нет, так и сыпется одна любезность, хотя до этого за собой такого никогда не замечал. Возможно, из-за этого в прошедшие века, да кое-где и сейчас остался, обычай переодеваться по несколько раз на день: к завтраку, к чаю, для гостиной, для библиотеки, для гостей, друзей… Масса была поводов, чтобы быть разным человеком, не зацикливаться на каком-то одном стереотипе поведения, а быть по-настоящему свободным. Правда, как ни жаль, такая свобода доступна немногим, так как требует значительных материальных затрат — изменить человека и требовать чего-то от
