него может только настоящая одежда, купленная не на рынках или в торговых рядах, а в фирменных салонах. Именно поэтому одежда там так дорогостояща. Дорога потому, что приобретаешь вместе с нею свободу.
Министру хорошо помнились далекие Перестроечные времена, когда новой одеждой, купленной в комиссионных магазинах, люди, особенно молодежь, выражали свое несогласие жить по-прежнему, по- старому: можно было видеть батники с надписями на груди и спине: 'Перестройке — ДА!', 'Мы с Горбачевым! А ты?', и многое другое, в котором легко, если не броско, читалось стремление к изменению жизни, к свободе. Наверное, такое отношение к одежде сложилось только у людей в постсоветских государствах, там, где были в памяти расстрельные судовые процессы над спекулянтами джинсовыми брюками в 60-е годы XX столетия.
Переверзнев улыбнулся своим размышлениям. Ему было приятно ощущать себя более раскованным, и кто знает, что произошло бы там, в Новограде-Волынском, на автовокзале, окажись на нём эта самая одежда. Кто знает…
Теперь он думал о Чернобыле.
С самого своего первого дня на министерском посту, эта Зона стала для него настоящей головной болью. По распоряжению Президента Украины, охраной территории, которая теперь, после увеличения радиуса на пять километров, составляла без малого четыре тысячи квадратных километров, занимались специальные подразделения Министерства Внутренних дел. Но с момента ликвидации аварии на АЭС на работу подразделений отпускалось ничтожно мало средств, словно кто-то из чиновников решил, что в Зоне ничего страшного произойти не должно, кроме того, что уже произошло. Наверное, поэтому и назвали Чернобыльскую зону 'Зоной отчуждения', потому что она оказалась никому ненужной, кроме преступников, которые быстро поняли, что с недостатком внимания со стороны МВД к такой огромной территории, они быстро превратят в ее в свою вольницу. Давно прошли шумные процессы над теми людьми, которые, нарушая Закон, создавали в Зоне коммерческие предприятия (при этом непонятным образом получая для своих махинаций бюджетные средства), и под их прикрытием разворовывали имущество, оставленное жителями во время эвакуации, а также дорогостоящее оборудование, которое использовалось для ликвидации аварии. Так был продан в Англию кран, с помощью которого сооружался всему миру известный саркофаг, или объект 'Укрытие'. За десятилетия Зона оказалась разворована полностью, за исключением, разумеется, самой атомной станции. Тут, слава Богу, у чиновников было достаточно ума, чтобы не урезать финансирование подразделений, которые занимались охраной станции, и принадлежали СБУ — понимали, что в этом случае до второго взрыва, более мощного, чем прежний, рукой подать. Все было бы хорошо, если бы болезнь по имени 'Чернобыльская зона', перейдя раньше в хроническое состояние, не стала в последние годы обостряться. Уже не было в Зоне ничего ценного, что можно было украсть, так преступники стали ее использовать для того, чтобы скрываться в ней, в ее лесах, болотах, заброшенных поселках, городках от правосудия. И если бы они там просто сидели… Как, в свое время Переверзнев узнал от Нечета, в Зону частенько наведывались те, кого в мире считали, если можно так сказать, 'ведущими террористами'. Точно неизвестно, чем они там занимались, но настораживало одно совпадение: во время таких визитов, в Зону, правдами и неправдами, пробирались и останавливались лагерями незаконные военизированные организации. Пробирались со всего мира: России, Кавказа, Африки, Ближнего Востока, Латинской Америки, по одному, но в одно и то же место… Когда Переверзнев, с любезного разрешения Нечета, прочитал список лиц, которые 'посетили' Чернобыль, у него зашевелились волосы на голове: практически не было ни единого имени, которого не было в секретных формулярах Интерпола. Эти люди были известны за рубежом, как самые кровожадные и непримиримые экстремисты и террористы, на руках которых десятки и сотни жертв!.. И они были совсем рядом с АЭС, в центре Европы! Одно их присутствие должно было означать катастрофу для всего европейского континента.
Переверзнев пытался решить проблему своими силами, но от него отворачивались, как от прокаженного, либо делали вид, что не понимают, о чем идет речь. Так было везде: у Президента, который говорил, что этим вопросом есть кому заниматься (а на самом деле не было), депутаты — те просто изумлялись, словно слышали какую-то жуткую небылицу, и упрямо, в комиссиях, делали все, чтобы этот вопрос не был вынесен на рассмотрение в сессионный зал, коллеги министры, силовики — наверное, только они знали всю величину проблемы, так как угрюмо советовали не кипятиться и не лезть на рожон, а ждать (как у нас заведено!) того самого момента, когда жареный петух куда-то клюнет…
Хоть и мало что помнил Олег Игоревич из переговоров с террористами в Новограде, так как действовал после пережитого потрясения на подсознательном уровне, но хорошо понимал, почему позволил преступникам направиться в Чернобыль, пообещав при этом не мешать им в пути, а заодно и отдав приказ охранникам Зоны пропустить автобус… С его помощью он старался привлечь необходимое внимание, с ним получить полномочия, и раз и навсегда покончить с этим рассадником проблем для всего мира. Заодно и поквитаться с Геликом. Там, в Зоне, это можно будет сделать просто: огромные территории, где человек мог пропасть без следа…
Хотя она и не знала, в каком ресторане они будут проводить время, но одета была по случаю. Переверзнев знал, причину такой предусмотрительности: Наталья была настоящей, и, более того, стоящей, женщиной, которая если и произносит фразу 'Женщина — это украшение мужчины', то вкладывает в нее в миллионы раз больше смысла, чем какая-нибудь фифа, считающая, что весь мир принадлежит эмансипированным женщинам, а на самом деле не знающая разницы между этим понятием и феминизмом, тем более крайним. Длинное платье, темно-синего цвета, с небольшим, едва заметным отливом, тонкими бретельками, свободным, до волнения в мужском сердце, декольте, и теми очаровательными интригующими вырезом на спине и разрезом внизу, когда видно почти все, а хочется еще большего. Плещаная умела преподнести и продемонстрировать свои женственность, пусть, в этом случае, внешнюю, и совершенство зрелой женщины. Олег в компании такой женщины чувствовал себя на седьмом небе, и изумлялся мысли, что эта недостижимая божественность ему доступна, только пожелай. Эта игра, которую, скорее всего, начала Наталья, чтобы слегка, совсем безобидно и, досадить своему возлюбленному за то, что он решил пока довольствоваться малым, а не большим, когда они бы остались вдвоем у нее дома, волновала обоих равно и добавляла остроты желаниям.
Простоту и элегантность прежде всего ценил Переверзнев в женщинах. Он, как красивый и высокий мужчина, имел достаточный опыт отношений, и из него знал, что в этом соотношении простоты и элегантности в женщинах скрывается или самый бесценный человек, либо прожженная стерва. Но во всех случаях всегда было интересно проводить с ними некоторое время своей жизни, чтобы потом не жалеть об упущенных шансах. Олег старался мало их упускать в жизни. И искал только их, не размениваясь на мелочи, умея отличить простодушность от простоты, что означало для него: наличие у его спутницы ненавязчивого, но обязательного вкуса, умения говорить, думать, поддерживать беседу, быть интересной и не быть бабой, с ее постоянным хныканьем, истериками, вредничаньем и требованиями невозможного, а элегантность — от скромности, которая, как повсеместно встречается у женщин, часто временна, либо демонстративна, не искренна. Он слишком много пережил в своей жизни, чтобы научиться выбирать в ней самое лучшее, и не удовлетворять потребности с теми, кто оказывался на пути и был не против.
К любви он относился враждебно… Неоспоримо то, что любовь может очаровать и вознести на предельную высоту блаженства, но ничто и никто не сможет так отравить жизнь, с такой подлостью причинить страдания, и с таким изуверством убить. Ничто и никто, кроме любви. Олег не знал, любил ли он когда-нибудь в своей жизни, но видел достаточно примеров, когда любовь жестоко расправлялась со своими поклонниками. Она — жестокая богиня с прекрасным ликом. Достаточно было примера, увы, жаль, уже покойного Кляко… Он не признался другу, не раскрыл ему своей ужасной тайны: именно ему, молодому офицеру разведки, верившему в святость своей профессии было поручено разработать и провести операцию по ликвидации Анастасии. Это была не первая его жертва, но эта смерть, страдания Кляко, потерявшего любимую женщину — научила Олега уметь не любить, чтобы когда-нибудь кто-нибудь не смог поступить с ним подобным же образом. Научился, и мог себе позволить даже не влюбленность, а обыкновенное увлечение, когда вместо чувств действуют в отношениях между людьми симпатии. Зато был свободен, и старался не думать о том, что за такую свободу он платил тем, что оставался один на один со своей уже скорой старостью.
— В таком наряде прямо хоть под венец, — сказал он, подарив Наталье букет цветов, который не
