дверного замка, словно кто-то накалил его. Осмотрев замок, Степан Федорович не нашел ничего, что могло бы объяснить, зачем хозяевам квартиры понадобилось раскалять замок. Ригель был еще горячим — значит, это произошло совсем недавно.
Войдя в квартиру, Кляко принюхался. В воздухе стоял слабый запах дыма и еще чего-то противно сладкого, тоже горелого. Было очень жарко. Воздух был плотным и густым, как в знойный летний полдень. Степан Федорович достал пистолет и прикрыл за собой входную дверь, чтобы случайные люди не видели его с оружием в руках — лишние неприятности были ни к чему.
Он сразу пошел на звук музыки, к закрытым дверям гостиной, распахнул их.
Помещение было наполнено густым дымом, как туманом. Приторно пахло горелой тканью и жареным мясом… Ступая по ковру он наткнулся на тело. Скорее всего это была женщина, если судить по широким бедрам. Труп настолько обгорел, что превратился в черный иссушенный кусок угля. Он еще дымился. По тому, как лежала на ковре женщина, Кляко понял, что она загорелась настолько внезапно, что умерла мгновенно — не было видно признаков конвульсий. Просто упала.
Второй труп сидел на стуле у стола, откинувшись на спинку и запрокинув голову. Он был в таком же состоянии, как и женщина. На столе перед ним стояли два компьютера. Техника была разбита полностью, но не обгорела.
Странно было то, что сгорели только люди. Огонь не коснулся больше ничего: ни стула под мужчиной, ни ковра под женщиной.
Еще раз осмотрев трупы, Кляко занялся осмотром стола с техникой, разыскивая бумаги, записи или диски. Но не было ничего, кроме осколков пластика и битого стекла. Как заметил Степан Федорович, из компьютеров исчезли и 'винчестеры'[17]. Их не просто вытянули из машин, а выдрали: системные корпуса таращились огромными дырами, в которые без труда могла залезть человеческая рука. И было похоже на то, словно кто-то, наделенный невероятной силой, так просто, рукой, вырвал носители информации.
Хмыкнув, тем самым выразив свое удивление тому, что увидел, и закрыв носовым платком нос, Степан Федорович вышел из квартиры. Он остановился на площадке, переводя дыхание и стараясь прийти в себя после увиденной страшной картины, и вздрогнул от того, когда за спиной громко захлопнулась дверь. Он вернулся к ней и попытался открыть, но это было невозможно. Бросив повторные попытки, он поспешил на улицу, где сел в машину, стараясь собраться с мыслями. Ничего подобного раньше он в своей жизни не видел. Картина могла покорить своей фантастичностью даже самое буйное воображение: трупы, которые сгорели, как дрова, сами по себе, ничего не подпалив вокруг себя; странным образом разбитая техника…
Кляко был не из тех, кто верил во что-то сверхъестественное. Он верил прежде всего фактам. А они говорили, что в квартире не было запаха какого-нибудь синтетического топлива: керосина, бензина… Чем же тогда их сожгли?
В том, что это было убийство, Кляко не сомневался.
Он набрал номер на мобильном телефоне и вызвал оперативно-следственную группу по этому адресу, строго наказав, чтобы все досконально проверили. Он не любил оставлять загадки неразгаданными.
Позвонил еще по двум телефонам. На звонки никто не ответил.
Он звонил в остальные Центры в городе. И это молчание стало олицетворением его предчувствий. Надо было все проверить лично. Степан Федорович завел машину и поехал. Волнение было настолько сильным, что его стало трясти в ознобе, и совершенно неожиданно для себя он заплакал. Он плакал от того, что чувствовал стремительное приближение собственной смерти. Он был в этом полностью уверен. Не знал, не предполагал, от чего и как умрет, но чувствовал, что она следует за ним по пятам, как упрямый и голодный хищник, от которого невозможно скрыться и защититься.
Наведавшись в еще два Центра, Степан Федорович уже ничему не удивлялся. Он со спокойствием человека рассматривал сгоревшие трупы, разбитую технику и вызывал оперативно-следственные группы. Его поражало одно — то, что кто-то хорошо был осведомлен о Центрах, и планомерно их уничтожал, применяя при этом неизвестное доныне оружие: люди сгорали внезапно, до тла, но в квартирах больше ничего не было тронуто огнем. Только дым, тошнотворный запах горелого человеческого мяса и жара. Во все квартиры, как понял Кляко, преступник проникал все тем же необъяснимым способом, для чего-то раскаляя дверные замки.
В последний Центр, находящийся в Гончарах, Степан Федорович даже не звонил, уверенный, что и там дела обстоят подобным же образом.
Когда после его звонка в квартиру дверь неожиданно открыла хозяйка в полном здравии и хорошем, если судить по широкой улыбке на красивом лице, настроении, он растерялся, но скоро почувствовал облегчение: преступник наверняка знал обо всех Центрах, но в этот он еще не заявился, или Кляко его опередил.
— Степан! Добрый день.
— Наташа? — он не смог скрыть своего удивления.
— Да. — С лица женщины сошла улыбка, и она смотрела на гостя с тревогой. — Что случилось? Ты… Ты не очень хорошо выглядишь.
Он пожал плечами и провел дрожащей рукой по бледному и постаревшему всего за несколько часов лицу.
— Можно войти? — нерешительно спросил он.
— Да, да, конечно. — Женщина отошла в сторону, плотнее запахивая домашний халат, позволяя гостю войти, после закрыла дверь.
Наталья, тридцатипятилетняя женщина, бывший следователь-оперативник, вынужденная оставить службу четыре года назад, после того, как попала в аварию, преследуя преступника. Лечилась долго, но и это не помогло вернуться в строй. Когда Степан Федорович предложил ей настоящую работу, она не долго не раздумывала. И кроме того, они были, иногда, очень редко, любовниками. Это были особенные отношения, о которых часто вспоминается со сладким привкусом сожаления и тоски. Наталья была незамужней. Причин этому, казалось, не было — ладная, стройная, хозяйственная, но почему-то судьба не дарила ей счастья.
Она стояла перед ним в халате и смотрела с все той же тревогой. Ее волосы были мокрыми.
Заметив, что он на нее смотрит, она провела рукой по волосам и объяснила:
— Я только что из ванны. Ты проходи в комнату, а я переоденусь. Как-то неудобно себя чувствую, когда стою перед тобой в одном халате.
Он скупо улыбнулся:
— Когда-то было так, что со мной ты чувствовала себя более удобно вообще без одежды.
У него замерло сердце, когда после его слов Наталья сбросила халат.
— Так?..
Степан Федорович ничего не ответил, и, сам не понимая, что делает, подошел к женщине, обнял ее, изучил все ее упругое тело горячими от желания ладонями, потом легко взял на руки и отнес в спальню. Он уложил ее на кровать и стал нежно покрывать поцелуями.
— Еще. Еще. Еще, — шептала она. — Да, так… Только не спеши. Еще. Еще… Целуй же.
Он касался губами ее груди.
— Сделай мне больно. Чтобы было сладко, — попросила она, выгибаясь ему навстречу, и когда его зубы сильно сдавили ее сосок, она резко дернулась и вскрикнула.
— Еще!..
Она обвила его руками и ногами с такой силой, что он едва мог шевелиться. Ее крики стали частыми и более громкими. Она захлебывалась ними, но когда он, думая, что причиняет ей ненужные страдания, пытался отстраниться, она еще крепче обнимала и прижимала его к себе.
— Не уходи. Не надо. Делай еще так… Да!.. Да…
Внезапно она оттолкнула его от себя.
— Разденься, но так, чтобы я видела.
Степан нежно поцеловал ее и встал с кровати, но не спешил исполнять ее просьбу. Он смотрел на нее: белая кожа, возбуждающая полнота бедер, темный кучерявый волос промежности, ее пальчик там, мягкими движениями удовлетворяющий ожидание своей истосковавшейся по ласке хозяйки, уходящий во
