влажную глубину ее тела, живот, подрагивающий от прерывистого страстного дыхания, колышущаяся полноватая грудь с темными, торчащими от возбуждения, сосками, приоткрытый рот с истрескавшимися от жаркого дыхания губами, которые мягким шепотом твердили, словно в бреду:
— Не томи меня… Поспеши.
Он, чтобы освободиться от этого женского гипноза, подошел к окну и приложился к нему щекой. Прохлада стекла немного отрезвляла.
— Ната, нам некогда сейчас…
Степан старался говорить как можно мягче, зная, что в подобных ситуациях необходимо быть максимально тактичным. Тем более, что Наталья этого заслуживала. Но прежде всего не было времени — его не отпускало предчувствие собственной скорой гибели, и ему меньше всего хотелось, что бы Наталья оказалась с ним в самый последний момент. Должно было произойти что-то ужасное, и оно могло причинить вред и этой женщине. Она могла погибнуть вместе с ним.
Из окна он видел, как по улице, в направлении подъезда, медленно шла какая-то женщина. Шла неторопливо. Она показалась ему знакомой. С ее появлением его тревога усилилась.
Он развернулся. Хотел накричать на Наталью, но она подходила к нему, протягивала руки.
— Степан, что случилось? Милый, я так давно тебя не видела, а ты приходишь и меня пугаешь. — Она нежно его обняла и стала целовать. — Ты же знаешь, что можешь мне довериться. Я смогу тебя успокоить. Расслабься и идем в кровать.
Она взяла его за руку и хотела повести за собой.
— Наташа, — он притянул ее к себе, стал горячо целовать, изо всех сил стараясь не заплакать. — Наташа, не требуй ничего и сделай только то, что прошу я. Собери необходимые вещи. Это надо сделать очень быстро. Ты слышишь меня? Я отвезу тебя в безопасное место. Это всего на несколько дней. Поверь мне.
— Я тебе верю, — сказала она сухо, бросила его руку и пошла прочь, по пути, очень резким движением, выдающим раздражение, забрала с кровати халат.
— Так надо.
— Эти слова я слышу от тебя больше десяти лет, — надевая халат, и не смотря в его сторону, бросила она.
— Не надо меня ни в чем обвинять, — попросил он. — Ты же знаешь, что я не виноват. Так получилось. Ты умная и всегда все понимала, и за это я тебя люблю.
— Любишь? — с сарказмом спросила Наталья. Она достала из шкафа белье и стала одеваться. Делала все быстро. — Что же это за любовь такая странная? Последний раз ты был у меня два месяца назад. В год я с тобой вижусь, в лучшем случае, не больше пяти раз. И это ты называешь любовью?
— Наташа, не надо об этом, — скривился он и отвернулся обратно к окну. Женщина, которую он заметил несколько минут назад, стояла возле подъезда и кормила бездомную собаку, доставая ей что-то из пакета…
— Странный ты какой-то, Рубен… Ты когда-нибудь отпускаешь свои мысли на свободу? Попробуй расслабиться.
— Я не знаю, как это делать. Может быть, это бы мне здорово помогло.
— Очень просто — по-моему.
— Правда?
— Да. Можешь не сомневаться. Я много раз так делала.
— Что же ты делала?
— Обычно одно и то же, но оно всегда мне помогает. Если предстоит какое-то очень трудное задание, я всегда стараюсь отвлечься чем-нибудь совершенно безобидным…
— Сексом?
— Сексом? Нет, Рубен… Если бы я находила спасение в постели, занимаясь любовью, то в ней бы не было тебя… Не обижайся, но это правда. Ты не обиделся?
— Ты же еще не всё сказала?
— Да. Ты прав. Но готов ли ты выслушать до конца?
— Ты говоришь так серьезно, что я начинаю волноваться.
— Потому что я говорю о серьезном.
— Разве то, что может быть, то, чего нет… Разве оно может быть важным?
— Для кого как… Если бы я искала разгрузку в занятии любовью, то не занималась бы ею с тобой. С кем угодно, но только не с тобой.
— Почему?
— Чтобы расслабиться, надо потерять голову. В постели же с тобой я не могу этого сделать: всегда хочу прочувствовать каждое мгновение близости с тобой, запомнить их. Ты меня понимаешь?
— Да, и очень люблю…
— Милый мой… Как прекрасно звучат эти слова. Правда.
— Спасибо.
— А я никогда не научусь так красиво говорить.
— Может, не любишь. Так бывает. Когда не любишь, тогда нет нужных слов.
— Нет! Это не может быть правдой! Они есть… Но где-то. Не здесь. Их еще не знает человек. Их невозможно произнести. Но они есть.
— Ты уверена?
— Да. И мне это очень нравится. Благодаря тебе.
— Ты мне тоже очень дорога.
— Видишь — ты снова сказал точно и красиво: 'Ты мне тоже очень дорога'. А я не могу сказать… так. Хочу, но не могу.
— Так, чем же ты отвлекаешься от хлопот и?..
— Собаками.
— Что? Чем, чем?..
— Собаками. Зачем ты смеешься?
— Я только улыбаюсь.
— Да?
— Ты разве не видишь?
— Теперь вижу. Это правда: я отвлекаюсь собаками… Самыми простыми, обыкновенными дворнягами. Иду в магазин, покупаю различной вкусной снеди и кормлю их. Не могу понять, как они об этом узнают, ведь какой-либо регулярности нет, но они сбегаются со всего района.
— Так просто!
— Да. Может, конечно, показаться странным, но мне помогают именно они.
— Это ты им помогаешь.
— Да? Я как-то об этом не думала.
— Так можешь только ты, и за это я тебя люблю.
— За что?
— Не 'за что', а тебя. 'За что' сейчас не существует… У тебя была в детстве собака?
— Да.
— А настоящая работа не позволяет тебе завести домашнее животное.
— Завести животное? Ха!.. Да разве только животное? Я не могу мечтать даже о том, чтобы завести себе мужчину, которого могла бы получать в постели столько раз, сколько бы мне этого хотелось.
— А ему?
