ничего не узнает.
Было уже пять часов, когда он направился к своему коттеджу. Похолодало, и накрапывал дождь, но Томас не замечал ни дождя, ни холода. К сожалению, ему и в этот день не удалось узнать ничего нового, пожалуй, за исключением того, что они с Мадлен стали объектами самого пристального внимания, особенно раздражало неумеренное любопытство миссис Беннингтон-Джонс. Барон наверняка насторожился – в этом не могло быть сомнений.
Размышляя о расследовании, Томас ни на минуту не забывал о Мадлен – этой очаровательной и странной женщине. О ней он думал постоянно, думал с первого дня их встречи. Испытывает ли она к нему хоть какие-то чувства? На этот вопрос Томас не знал ответа.
И конечно же, его все больше беспокоило их с Мадлен совместное расследование. К счастью, она еще не догадывалась, что расследование слишком уж затягивается, но в конце концов догадается, ведь эта женщина очень неглупа. Догадается и задаст себе вопрос: чем он, ее напарник, занимается и что делает для того, чтобы расследование побыстрее завершилось? Более того, не исключено, что Мадлен наконец-то сообразит: в ее помощи нет никакой необходимости. И действительно, он мог бы обойтись и без нее, а барона Ротбери можно было бы арестовать уже несколько недель назад, предъявив ему неопровержимые улики (улики не составило бы труда собрать намного быстрее и совершенно другими методами). Но Томасу нужна была Мадлен. Большего желания, чем находиться с ней рядом, он еще никогда в жизни не испытывал и вряд ли когда-нибудь испытает. Это он решил вызвать ее в Уинтер-Гарден для выполнения задания, а когда Томас что-то задумывал, он добивался своей цели, и никто не мог его остановить, даже сэр Райли. Впрочем, сэр Райли не имел права голоса: ведь он был подчиненным Томаса, о чем Мадлен, разумеется, не догадывалась.
Конечно же, Мадлен уже поняла, что самый главный подозреваемый – барон Ротбери. А сам он понял это еще до ее приезда. Но ему хотелось побыть с ней подольше, и он пытался убедить себя: их длительное проживание под одной крышей не имеет ничего общего с его чувствами к этой женщине. Томас прекрасно понимал, что обманывает себя. Он специально взялся за это расследование, чтобы познакомиться с Мадлен и завоевать ее расположение. Правда, он не очень-то надеялся на успех, но все же решил попытаться... У него был один-единственный шанс, и он сказал себе, что постарается им воспользоваться.
Томас невольно улыбнулся. Он знал, что Мадлен страстно его желает, прошлым вечером окончательно в этом убедился. И она не подняла его на смех, когда он сегодня утром рискнул быть с ней предельно откровенным. Томас знал, что Мадлен не станет над ним смеяться, потому-то и решился на подобное признание. Только ей, только Мадлен он мог признаться, что уже давно не был близок с женщиной. Ей он доверял безгранично.
Когда Мадлен наконец-то приехала в Уинтер-Гарден, Томас попытался ей понравиться. Но даже в своих самых смелых мечтах он не мог представить, что она почувствует к нему физическое влечение и признается в этом. Томас прекрасно понимал, что Мадлен смущена своими чувствами к нему, и не собирался торопить события. Она должна была почувствовать страстное желание, такое страстное, какого еще никогда не испытывала. А как поступить дальше – решать ей.
Вдали показался знакомый коттедж, Томасу ужасно захотелось броситься к нему бегом: ведь там его ждала Мадлен. Когда несколько минут спустя он открыл переднюю дверь, его встретила Мадлен – очевидно, услышала, как он шел к двери. Томас повесил на вешалку плащ и внимательно посмотрел на нее. На ней было домашнее простенькое платье с белым накрахмаленным передником. Волосы она распустила и перехватила их лентой на затылке. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы у Томаса учащенно забилось сердце – никогда еще Мадлен не казалась ему такой милой и такой очаровательной. И при этом она, как всегда, была элегантна, сдержанна и преисполнена чувства собственного достоинства.
Взглянув на него с ласковой улыбкой, Мадлен сказала:
– Я уже успела приготовить ужин. У нас на столе свежий хлеб, жареная свинина с морковью под соусом и печеные яблоки. Видите ли, я не очень-то хорошо готовлю, особенно английские блюда, так что не могу дать никаких гарантий, что будет вкусно.
Томас усмехнулся и, шагнув к ней, сказал:
– Я умираю от голода, так что проглочу все, что вы мне предложите.
Мадлен окинула его критическим взглядом:
– Вы промокли насквозь. Может быть, вам сначала переодеться?
Томас покачал головой:
– Я голоден. – «И не хочу от тебя уходить», – добавил он мысленно. – Да... а почему вы сами готовите? Разве Бет сегодня не приходила?
Мадлен молчала. Томас пристально посмотрел на нее, и она, вспыхнув, отвернулась.
– Видите ли, Томас... Я отослала ее домой несколько часов назад. Ей нечего здесь делать. Она слишком молода и очаровательна, чтобы порхать по коттеджу. Думаю, у нее найдутся более интересные занятия на этот вечер. – Мельком взглянув на него, Мадлен направилась на кухню.
«Что она имеет в виду? – спрашивал себя Томас. – И почему употребила такое странное слово – «порхать»? Может быть, я ослышался»?
– Вы сказали... «порхать»? – переспросил он. Мадлен не ответила. Она уже гремела на кухне кастрюлями и сковородками. Томас направился к ней.
– Мадлен, почему вы сказали «порхать»? Я не ослышался?
Она стояла у плиты. Не глядя на него, пробормотала:
– Просто я ревную, Томас.
Томас ухватился за спинку стула – ему казалось, что если бы он не сделал этого, то не устоял бы на ногах. Мысли его путались, и он никак не мог придумать ответ, не знал, как реагировать на подобное признание.
Неужели Мадлен действительно ревнует его к дочери викария? Может, она шутит? Похоже, что нет. Да, разумеется, не шутит. Она, как всегда, говорит искренне. Только почему же она ревнует?..
– Мадлен, но почему? – спросил он наконец. По-прежнему стоя к нему спиной, она пожала плечами. Потом вдруг заговорила:
