Яхта была построена так, чтобы соответствовать его ограниченным возможностям. Поскольку он прикован к инвалидной коляске, все подчинялось этому способу передвижения. Компактная мебель крепилась к переборкам, чтобы можно было свободно разъезжать по каютам. Иллюминаторы заменили низкие окна, и теперь он всегда мог любоваться морем, но никогда не удосуживался этого сделать. Старик проводил на яхте столько времени не из-за морских пейзажей или любви к путешествиям, к тому же он чрезвычайно редко сходил на берег. Ему просто хотелось проводить все время на борту, среди слуг, словно королю в своем королевстве. Ни одно событие в этом крошечном мирке не могло ускользнуть от его глаза. У него были свои шпионы, соглядатаи и, кроме того, свои враги, чья ненависть уже сама по себе была достаточной причиной продлить свое существование.
Приятно было чувствовать, что они постоянно находятся в его власти.
И все-таки его нельзя было назвать монстром.
Уроженец Гамбурга, натурализованный американец - это было сделано для удобства бизнеса - сколотил колоссальное состояние; вначале ему улыбнулась удача и на его землях оказались нефтяные месторождения, а затем Карл Ричмонд оказался достаточно прозорлив, чтобы управляться с этим хозяйством. Он всегда был хитер и проницателен, да к тому же не отличался излишней щепетильностью. Два эти качества, помноженные на удачу, здорово ему помогли.
Окруженный коллегами - уроженцами Германии, предпочтительно из Гамбурга, он играл довольно видную, хотя закулисную, роль во время обеих мировых войн, и попал у американского правительства в черные списки. Но Ричмонд был умным и расчетливым игроком, знал, как играть за обе партии, чтобы не сделать свое пребывание в Штатах нежелательным.
Благодаря поддержке избирательной кампании, Карл стал 'персона грата' у некоторых политиков, которые были обязаны ему своей карьерой и старались обеспечить ему соответствующее положение, чтобы упрочить свое собственное.
Но Ричмонд по-прежнему оставался свободным художником и не мог отказать себе в удовольствии то финансировать переворот в Саудовской Аравии, то продавать оружие греческим коммунистам. Он постоянно служил одним, предавал других, менял стороны, словно шахматный игрок, играющий против самого себя. Это позволяло развлечься, и в то же время быстрая смена позиции всегда помогала умножать состояние.
И тем не менее, он всегда был одиночкой. В юные годы женился на молодой и недалекой соотечественнице, удивив выбором всех людей своего круга. Робкую болезненную девушку смущала и оставляла равнодушной светская жизнь. Этому жребию она предпочла бы тихие радости семейного очага и воспитание детей. Но до самой смерти этой её мечте так и не суждено было сбыться.
Овдовев, Карл Ричмонд в первый и единственный раз в жизни пережил неподдельное горе.
С той поры минуло сорок лет, но он больше ни разу даже и заговаривал о женитьбе.
Не давая поблажек себе, с остальными Ричмонд обращался ещё суровее. Антона Корфа он встретил во время визита в Германию в 1934 году, и нанял его временным секретарем. От его наметанного глаза не ускользнули исключительные деловые данные нового сотрудника, и с тех пор тот так и пребывал в этой должности.
Корф был карьеристом, претендовавшим на свою долю пирога. Старик давно об этом догадывался и, играя на его честолюбии, добивался исключительной преданности.
Но рано или поздно должен был прийти момент, когда Корф ознакомится с завещанием и поймет всю тщетность своих надежд. Было очень забавно составлять этот небольшой документ, который в день оглашения преподнесет немало сюрпризов. Жаль, что он не сможет там присутствовать и насладиться этим зрелищем.
Деньги совсем испортили старика. За свою долгую жизнь он уверился в их безраздельной власти и всегда мог позволить себе удвоить ставки на подкуп известного своей честностью человека. В этом мире купить можно все, и причем не спешить расплачиваться по счетам. Карл Ричмонд за свои чеки покупал не только бесчисленных политиков и актрис, но генералов, и губернаторов, старавшихся получить за свои услуги максимальную цену.
Только один человек несмотря ни на что постоянно оказывал ему сопротивление - его жена.
Она вышла за него, как могла бы выйти и за нищего. Ее трудно было назвать красавицей или умницей, но она была предана ему душой и телом, обнаружив при этом удивительную верность и необъятные запасы нерастраченной нежности.
Да, за всю свою долгую жизнь ему так и не довелось встретить другую такую.
Он мог бы стать совсем другим, если бы не его окружение. Невозможно оставаться великодушным и справедливым, когда все остальные готовы ухватиться за любой компромисс, предать собственных родителей и взяться за самую грязную работу.
Распростертые у его ног, словно перед золотым тельцом, они продали ему свои души. В те далекие годы, когда Карл Ричмонд был ещё молод и далеко не мизантроп, он забавы ради стал выяснять, как далеко можно зайти с людьми. Всего пара попыток из простого любопытства, но с тех пор он уже не смог остановиться до самой старости, неразлучными спутниками которой стали цинизм и болезни.
Трудно винить его, что эти садистские развлечения доставляли ему удовольствие. На своей стодвадцатифутовой яхте, названной 'Удача' в пику тем, к чьей судьбе это слово никакого отношения не имело, он круглый год мог бороздить моря и океаны, по нескольку месяцев не удосуживаясь взглянуть на пляску волн за двойными стеклами окон.
Иногда Карл, закутавшись в плед и с биноклем на шее, располагался на палубе, пытаясь пробудить в себе интерес к водной стихии, но сильные порывы ветра быстро его утомляли и он спешил ретировался в свою каюту.
В штормовую погоду его коляску ставили к буфету, а сам он лежал на огромной кровати, обложенный грелками и подушками. Ричмонд никогда не страдал от морской болезни и пользовался этим преимуществом.
Сейчас он направлялся из Нью-Йорка в Канн, где нужно было привести в порядок европейские дела и подобрать секретаря. Затем Карл намеревался бросить якорь на итальянской Ривьере, пройти вдоль побережья Далмации до самой Греции и ещё до зимы вернуться во Флориду. Но сейчас ему не терпелось добраться до берега и встретиться с окулистом. Не мог же он вечно промокать глаз носовым платком!
И в любом случае нужно было поскорее попасть хоть куда-нибудь, ведь у него кончились сигары.
Глава четвертая.
Узнав о прибытии яхты, Антон Корф решил, что в первый раз на борт лучше отправиться одному, проверить настроение хозяина и подыскать предлог для появления в его окружении Хильды.
Пришлось приложить немало усилий, чтобы избежать нашествия репортеров, но разогнать толпу зевак, собравшихся на пристани поглазеть, как швартуется океанская яхта, было не в его власти.
Дожидаясь окончания этой процедуры, Корф с заднего сиденья лимузина был вынужден выслушивать комментарии досужей толпы, которые уже начинала действовать на нервы.
Наконец с яхты спустили трап, и он сумел первым подняться на борт. Там его приветствовал капитан, но Корф, не останавливаясь, поспешно направился в салон, и камердинер Карла Ричмонда сразу доложил хозяину о его появлении. Старику явно не терпелось его увидеть, он даже не заставил себя ждать.
- Подойдите сюда и скажите, что вы об этом думаете, буркнул он вместо приветствия.
Ничем не выдав удовлетворения от такого приема, Антон Корф наклонился и уделил воспалившемуся глазу ровно столько времени, сколько требовали приличия.
- Нужно связаться со специалистом по глазным болезням, медлить не следует. Я немедленно распоряжусь пригласить профессора Мори из Лозанны. Тогда он сможет вылететь ещё сегодня.
- Какая удача, что вы уже здесь! Этим ослам ничего не стоит уморить меня до смерти.
- Не волнуйтесь, завтра начнем лечение, уверяю вас. Как прошло плавание?
- Неплохо. Мы попали в довольно сильный шторм, некоторых из моих людей сильно укачало.
- Но как вы сами себя чувствуете?
- У меня ужасно болит глаз.
- Понимаю, но я имел в виду не это.
- А вы считаете, этого мало? Конечно, у вас ничего не болит.
- Я просто не так выразился.
