Джейсон горестно улыбнулся. Странно: он не ощутил сейчас никакого злорадства – одну только печаль из-за того, что это бесподобно красивое существо вскоре должно погибнуть из-за собственной глупости и жадности. Такое впечатление, что на его глазах вершится бессмысленное разрушение прекрасного произведения искусства.
Искусства?
Это слово напомнило ему, зачем он оказался в Северолуцке. Ну да, «Прощание славянки», картина, на которой изображена вылитая Соня Богданова.
Через… Джейсон покосился на часы – через три часа ему предстоит встреча еще с одним русским мошенником, обчистившим местный художественный музей, чтобы удовлетворить прихоть иностранца, у которого денег – куры не клюют…
Странно – в минуты больших потрясений в памяти Джейсона непроизвольно оживали такие идиомы языка его предков, о каких он вроде бы и понятия иметь не должен. Нет, серьезно, ну отродясь не знавал он злорадного выражения: «Накася, выкуси!», а тем паче эдакого: «Хрена с два!»
Если перейти на обычный русский разговорный, все это могло значить только одно: Джейсон Полякофф накрепко озлился на свою историческую родину и, если уж не имел возможности отомстить прекрасной мошеннице, желал сквитаться хотя бы с ее воплощением.
Этого только не хватало! Отдавать миллион за изображение какой-то там swindler-ши! Все, сделку можно считать расторгнутой. И совершенно незачем таскаться по этому заштатному городишке еще три часа. Немедленно на вокзал, немедленно в Москву, в Шереметьево, сдать билет в Париж и прямиком лететь в Сидней!
Хватит с него русской экзотики. «Скорей в Москву! В Северолуцк я больше не ездок! Бегу – не оглянусь пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Карету мне! Карету!» – мог бы воскликнуть он сейчас, перефразируя Грибоедова.
Джейсон даже оглянулся в поисках мифической кареты – и к своему изумлению, обнаружил ее приткнувшейся к тротуару. Карета темно-зеленая, Mapiqi «Волга», правда, без шашечек на дверцах, однако говорят, что русские «чайники» берут куда дешевле государственных грабителей. Он уже сделал шаг в этом направлении, как вдруг раздался громкий женский визг. И Джейсон обнаружил, что Анрио, без устали прыгавший вокруг Сони с одурело-счастливым видом (совершенно верно говорила прабабушка Варвара: «Все мужики одинаковы, все кобели!»), вырвал-таки поводок из рук женщины с сиреневыми волосами.
Обретя свободу, Анрио подпрыгнул особенно высоко, лизнул Соню в нос – и понесся куда-то прочь, потеряв голову от восторга и волоча поводок за собой.
Следом, простирая руки и призывая «Анрюшечку пойти домоюшки», с необыкновенной скоростью бежала его несчастная сиреневолосая водительница. Скоро они затерялись меж бессмысленного нагромождения зданий.
Соня какое-то время смотрела им вслед, потом, пожав плечами, скользнула невидящим взглядом по Джейсону и вошла в подъезд дома номер 49.
Он для нее просто не существовал! Она его даже не заметила! Как говорят эти краснобаи русские, Соня его в упор не видела!
Джейсона это так оскорбило, что все разумные мысли вмиг вылетели у него из головы. Черта лысого он вот так утрется и гордо уйдет, оставив мошенницу пребывать в блаженной уверенности, будто ее нечистое дело осталось не разгаданным тупым австралийцем. Надо бросить ей правду в лицо. Да еще пригрозить судебным разбирательством. А что? Разве подлый обман Джейсона – не попрание его человеческих прав?
Образ международного трибунала в Гааге уже заколыхался пред возмущенным воображением Джейсона. Он шагнул вслед за Соней, намереваясь догнать ее, как вдруг увидел, что дверцы зеленой «Волги» распахнулись и оттуда вылетели два молодых человека. Один был тощ, губаст и рыжеволос, другой производил впечатление припорошенного серой пылью. Молодые люди наперегонки бросились к подъезду, в котором скрылась Соня. Мимо Джейсона они промчались, не обратив на него ни малейшего внимания, и тот невольно уловил обрывки их разговора:
– Настоящая Сонька! Настоящая!
– Смотри, чтоб опять не было осечки. Убью, если что…
– Да бро-ось! Какая может быть осечка? Я ж с ней, сучкой, в пятом классе учился!
– Ну, тогда в темпе. Ох, доберусь я до нее…
– Слышь… – Рыжий запнулся уже на пороге подъезда. – А как ты думаешь, та, другая, в красном платье, все еще лежит в Женькиной квартире?
– А куда ж ей деваться? Или решила пойти переодеться? Мертвые, знаешь ли, ходить не могут.
– Ох и запашок там небось!
– А ты нос зажми. И ходу, ходу!
Рыжий и Серый ворвались в подъезд.
Джейсон затоптался на ступеньках. Похоже, он вот-вот станет невольным свидетелем преступления. И жертвой его падет не кто иная, как разбившая ему сердце Соня Богданова. Ну вот она и накликала кару небесную на свою победную головушку! Как говорится, по делам вору и мука!
И тут благородное сердце Джейсона Полякофф дрогнуло. Все-таки два года его жизни были освещены и освящены! – любовью к этой женщине. Она принесла ему огромное горе, но приносила и огромную радость. Пожалуй, жестоко, даже подло будет вот так уйти и бросить ее на растерзание этим двум молодчикам – у таких наверняка руки по локоть в крови невинных жертв. Они упомянули какую-то «ту, другую, в красном платье», труп которой, вероятно, уже начал разлагаться…
Необходимо предотвратить новое преступление! Он остановит злодеев, а спасенной Соне горько бросит в лицо: «Да знаешь ли ты, кому обязана жизнью?»
Джейсон сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил миниатюрный электрошокер. Перед другими моделями, требовавшими непосредственного контакта с объектом (что не всегда безопасно для субъекта!), у него было особое преимущество: этот шокер выбрасывал из себя парализующие нити в пять
