танцы, и на охоту все вместе со студентами.
- Гонор, гонорея, гонорар, - к чему-то сказал Артамонов.
Вернувшись с поля, разошлись по квартирам.
На лавке у бабкиной избы сидел опоздавший на электричку товарищ в очках. Это был Пунтус. Нынкин, завидев его, трусцой поспешил навстречу. Они разговорились, будто не виделись месяц. Пунтус спросил, куда бы ему податься на ночлег.
- Наверное, можно у нас, - пожал плечами Нынкин и оглянулся на остальных.
- Место хватат дэсят чэловэк, - кивнул головой Мурат.
- Вот только, если бабка... - засомневался Гриншпон.
- Что ты! Ей это на руку. За каждого постояльца колхоз платит по рублю в день, - придал Мише уверенности Рудик.
Еще утром, уходя к Марфе посудачить, бабка дала понять, что готовить пищу студентам придется самим.
- Пусть мне платят хоть по трояку, - заявила она соседке, - все равно ничего не выйдет! Я ни на что не променяю своей свободы! Пусть сами за собой ухаживают!
Решили изготовить еду на костре прямо у избы. Собралась вся группа, уселись вокруг. Пока закипал компот, Гриншпон и Кравцов спели половину репертуара 'Битлз'. Они засекли друг в друге гитаристов еще в электричке. Кравцов освоил инструмент в ГДР, где служил его отец. Подрабатывая в местах общественного пользования, Кравцов с друзьями сколотил деньжат и чуть не сдернул в настоящую Европу. Батяню Кравцова успели то ли комиссовать, то ли просто выпроводить в Нарофоминск за несоветское поведение сына. Со зла 'батон' - так величал отпрыск родителя - велел поступить именно в тот вуз, где уже на четвертом курсе маялся дурью первенец, Эдик. Расходов меньше будет, пояснил свою идею генерал.
Гриншпон научился бренчать на гитаре в Калинковичах, а в институт попал тоже по дурочке. Его сосед получил распределение в Брянск и, чтобы трехгодичный срок отбывать не в одиночку, уболтал Гриншпона поехать вместе. Пока Миша ошивался на абитуре, дружбан по фамилии Ривкин успел не полюбить слишком русский город и всеми правдами и неправдами перераспределился в Минск. Так Гриншпон и оказался в турбинистах. По вине чужого беспокойства.
Судьбы групповых гитаристов явно перекликались, и поэтому Марина, всегда находясь между ними, никак не могла сделать окончательный выбор.
Местные жители останавливались у костра послушать пение студентов. Борзой с Левым не решались подойти и слушали из темноты.
Бабка, как призрак, тенью металась вокруг студентов. В конце концов не выдержала и сказала:
- Хватит бересту жечь! Зимой нечем будет дрова подпалить.
Сказала она не со зла, от скуки. Ей надоело смотреть-наблюдать веселье на улице через окно, а выйти и послушать бабка не отважилась - засмеют односельчане, особенно Марфа и деверь, подумают, привязалась.
С неохотой стали расходиться по домам.
Старуха не засекла пополнения в лице Пунтуса. Как кошка, она умела считать до одного. К полуночи бабка ударилась в воспоминания и долго рассказывала уснувшим студентам про деревенскую старину. Потом она вспомнила, что полученное на неделю мясо эти оглоеды извели на дурацкие шашлыки, двухдневную порцию молока выпили не отрываясь, не приступили к уборке картошки в ее огороде и сожгли кубометр дров. Попросив давно уснувших парней болтать потише в ссылке на свой нездоровый сон, она отключилась до рассвета.
На следующий день постояльцы решили поработать на хозяйском огороде. Вернувшись от Марфы, бабка с радости чуть не бросилась варить щи. Ее возбудили сдвиги в сознании квартирантов. Она на самом деле, наверное, изготовила бы даже и голубцы, но у нее не оказалось капусты.
- Надо бы вам выписать капусты в колхозе, - сказала она. - До вас так многие поступали... или... - она, вздохнув, посмотрела в сторону соседских посадок.
Так и сделали. Ночью Нынкин и Пунтус ушли на промысел, решив, что доставать овощ через бригадира - дело очень хлопотное.
Принесли целый мешок. Утром бабка пустилась в пляс и бросилась на огород за морковью, чтобы сварить щи. Минуту спустя она, вся черная, влетела назад в избу. Оказалось, капуста была добыта с ее приусадебных владений.
А вышло так. Добытчики отправились к соседям через бабкину усадьбу. Шли долго, перелезли через забор и, решив, что началась чужая территория, приступили к разбою. Перелезая назад, они опять не заметили калитку, соединявшую два бабкиных участка: один - под картошку, другой - под остальные огородные культуры.
Пометавшись по избе, старуха схватила мешок с капустой и утащила в подвал, затаив обиду на все студенческое племя.
- Надо было все-таки выписать капусту в колхозе, - опомнился Рудик.
- Что ж вы наделали, парни! Теперь она нас вовсе голодом сморит! скис Артамонов. - И со свету сживет!
- Сходили бы сами! - в сердцах произнес Нынкин. - Откуда узнаешь, где там чье! Кругом сплошные гектары!
- Да Бог с ней, - дипломатично произнес Пунтус.
- С кем? С бабкой или с капустой? - переспросил Рудик.
- На калхозные работы нада пасылат в Грузыя! - резанул слух Мурат. Там каждый дэн кушат баранына! Бэсплатна!
- Это не бабка, а анафема! - подвел итог Гриншпон, забыв, что три дня назад говорил: это не бабка, а золото!
Вечером старуха как ни в чем не бывало опять мирно подкатила к студентам. Она долго рассказывала, как неудачно у нее сложились отношения с деверем и как много у него в этом сезоне гусей. И без конца пеняла, что зря, конечно, все мясо в первый же день извели на шашлыки.
Ничего не поделаешь - ночью пришлось идти к деверю. В темноте гусям не до ностальгии - они спят смирно и нечутко. Вранье, что они спасли Рим.
Деревенской тишины ничто не нарушило.
С принесенной живностью бабка разделалась очень ловко: ободрала птицу, как кролика, а шкуру зарыла в огороде.
Утром в гости пришел деверь.
- Замучили лисицы, - сказал он родственнице, жалуясь на жизнь, пятого гуся тащат.
- Нет, милок, - возразила бабка раннему гостю, - это не лисицы. Такого жирного гуся лиса не дотащит. Это волки.
Tеперь старуха стала сливочной. По вечерам она устраивала глазунью, а первые блюда вообще не выводились круглосуточно. Веселясь, бабка беззубым ртом выделывала непонятные шамканья, и на нее было жутко смотреть. Сила ее логики и острота намеков стали пугать постояльцев. Бабка напрямик не просила студентов сходить к соседям за продуктами, однако все ее легко понимали, пусть даже и не всегда правильно.
А вот Гриншпона бабка боялась сама. Она ни о чем не просила его и всегда отводила от него свои блудливые очи.
Но в тот вечер послала в сарай за яйцами почему-то именно его.
Гриншпон вернулся назад бледный и испуганный.
- А бабка где? - резко спросил он.
- Вышла на улицу вслед за тобой, - ответил Артамонов, ближе всех стоявший к двери.
- Ну и напугала, ведьма! - выдохнул Гриншпон с заметным облегчением. - Иду я, значит, в сарай и случайно оглядываюсь перед входом. Вижу, за мной крадется бабка. В лунном свете она мне дико напомнила одну гоголевскую старушенцию. У меня аж под ложечкой засосало от жути. Я и раньше всегда чувствовал, что на меня она как-то косо смотрит, особенно после того, как я случайно нарвался на спрятанное сало.
- Она на всех косо смотрит! - пропели в один голос Пунтус с Нынкиным.
- И что далше? - словно взял в руку саблю Мурат.